Я пас в СССР!

Согласился я с таким отчаянием и безнадёгой в голосе, что пацаны, чувствуя неловкость и скованность — поспешили распрощаться, пожелав скорейшего выздоровления напоследок и с облегчением сбежали с лестницы. Да, мы на втором этаже живем и даже балкон есть, на который я вышел после разговора с бывшими приятелями, провожая взглядом их уходящие фигуры. Серёга шел целеустремленно, не оглядываясь, впереди у него были экзамены и переход в девятый класс, не до непоняток со мной. А Ренат изредка оглядывался и что-то горячо ему втолковывал, не желая понять и принять, что детство рано или поздно кончается.

Даже закурить захотелось, от такой картины, с подписью: «Куда уходит детство…». Но тут на дороге появились два моих вчерашних оппонента и по совместительству — одноклассника. Под конвоем моих многочисленных родственников и примкнувших к ним сочувствующих. Надо поторопиться, встретить их у подъезда, а то опять соседи ворчать будут, что ходят ко мне всякие и грязь таскают…

— Прости нас, Вань! — Сходу принялись вымаливать прощение накосячившие вчера гаврики.

Ну что, раскаяние в глазах искреннее, фингалы и синяки присутствуют, всё осознали, чего бы не простить. Спросил, что с зачинщиком, то есть с Петькой. Оказалось — вчера ему перепало и сегодня на перемене досталось, ломанулся после разборок из-за школы в учительскую, ревя и щедро кропя кровью из носа свою рубашку. Из учительской его забрал отец, грозя всеми карами невоспитанным колхозникам, посмевшим обидеть любимое чадо.

— Он это, — шмыгнул носом Серёга, повеселевший после прощения. — утром хвалился, что в город учиться поедет, в гробу он эту деревню видал.

Понятно, папочка может себе позволить, директор совхоза — не последняя фигура, доступ и к материальным благам имеется, и в различные кабинеты вхож. Только боюсь, что с таким отношением к жизни и окружающим — Петьку везде будут лупить, пока дурь не выбьют. А папа вечно за ним сопли подтирать попросту не сможет. Напоследок не удержался и пробил слегка в солнечное сплетение второму однокласснику, Мишке, пояснив:

— За то, что со спины напал, в крысу! Есть претензии какие, давай сейчас и здесь решим!

Мишка только головой отрицательно помотал и просипел, что всё нормально, по справедливости. Парни принялись обсуждать впервые ими услышанное выражение «в крысу» — понравилось. Отговорился, что у нас так в Нягани все говорили, город всё-таки, не меньше нашего Энска. Вот что мне нравится здесь — нет ожесточения у молодежи, то же нападение на меня втроем (ладно, вдвоем — Петьке не до драки было) все осудили, виновных наказали. И вот уже Сережка с Мишкой, пусть и помятые, но зато прощенные — стоят вместе со всеми.

Да, народ не расходится, подступились ко мне — интересно им, что случилось с моей модной стрижкой и правда ли я был в дурдоме. Оказывается, по циркулирующим слухам — меня не просто наголо побрили, но и желтую карточку вручили. Переубеждать бесполезно, чем больше начну оправдываться — тем меньше будут верить. Поэтому тезисно объясняю: «Был, обследовали, побрили, пока отпустили». Вопросы про желтую карточку намеренно игнорирую, пусть сами домысливают, меньше желающих со мной связываться будет.

Наконец расходимся, а я радуюсь, что освобождение от учебы есть пока, да и потом забить можно, раз всё равно корячится второй год. Нет ни желания, не настроения посещать школу и отсрочка до осени — как нельзя кстати. Причем понимаю, что учиться придется, через все «не хочу и не могу». Для самоуспокоения достаю учебник алгебры и математики, с полчаса стараюсь разобраться с тем, с чем мне предстоит столкнуться осенью. Кратко и эмоционально заключив: «Это жопа!» — ставлю его обратно на книжную полку, с твердым намерением больше не прикасаться. Хотя бы до начала следующего учебного года, а в идеале — никогда…

История с Петькой, вполне ожидаемо — на этом не заканчивается. В четверг, возвращаясь из больницы домой — вижу едущий мне навстречу УАЗик директора совхоза, он у нас один такой, ни с кем не перепутаешь. Благоразумно отхожу на обочину, на дороге грязь и лужи, и так после каждого выхода на улицу — приходиться штаны сушить и щеткой потом оттирать. Как в воду глядел — шофер гонит, из-под колес летят говны и при виде меня не подтормаживает, а наоборот — поддает газу.

Прямо непроизвольная классовая ненависть вскипает, волной и непреодолимое желание подобрать с обочины булыжник поувесистей и засандалить в окно. Ладно, я человек взрослый и рассудительный, ограничился тем, что сжал кулак на левой, здоровой руке и выставил средний палец. Машина, было проехавшая мимо — скрипнула тормозами, водила переключил передачу и УАЗ задним ходом подъехал ко мне.

Приоткрывается задняя дверь, из неё выглядывает откормленная харя директора. Ну типичный партийный работник, покрасневший нос, облачен в костюм, на ногах — лакированные туфли. Видно, что порывался выпрыгнуть из машины, но сейчас переводит взгляд со своих ботинок на лужи и грязь, передумал.