Я помню музыку Прованса

Пишу тебе, лежа в постели. Сон, будто давний враг, снова бежит от меня. Потому ли, что мой дух готовится к путешествию? Или из-за воспоминаний, которые теснятся в бедной голове?

Вчера меня охватили угрызения совести, и я чуть не бросила в огонь дневник, фотографии, всё. Ругала себя, повторяя: «К чему это?» и «Что она подумает?». А потом зазвонил телефон. Это ты, моя стрекозка, хотела узнать, как я поживаю. От твоего голоса сердце снова запело. Ты сказала, что не приедешь до Рождества, но думаешь обо мне. Знала бы ты, мой ангел, сколько счастья мне приносят твои звонки! Я была так рада и, ободрившись, решила, что ты имеешь право знать. Неважно, что ты подумаешь обо мне и будет ли задета память тех, кого уже нет. Думаю, смерть не может служить оправданием, и некоторые покойники не заслуживают большого уважения.

Однажды вечером Гастон вернулся домой поздно. Лежа в нашей супружеской постели, я притворяюсь спящей, чтобы не пришлось с ним разговаривать. Накануне мама безуспешно пыталась скрыть синяк под глазом – говорит, упала на кухне. Отец все больше закрывается в своем молчании. А Гастон каждый вечер приходит навеселе. Я боюсь его.

Тяжелыми пьяными шагами он входит в спальню, натыкаясь на мебель и распространяя запах спиртного. Грубым голосом выкрикивает мое имя. Я скорей встаю, в страхе, что он перебудит весь дом. Только я подошла, как он рявкнул:

– Быстро налей мне, не то получишь!

Я пытаюсь его урезонить, прошу разуться и лечь в постель. Он замахивается на меня, но так пьян, что попадает по стене. Глядит, ничего не понимая, на ушибленную руку и вдруг заливается слезами. Он бормочет что-то непонятное. Извинения? Исповедь? Я прислушиваюсь. От того, что он говорит, я цепенею. Рыдая, он признается в неукротимой, мучительной и всепоглощающей любви. Умоляет меня его простить.

Смысл его слов доходит до меня урывками. Гастон влюблен в отца? Меня бьет дрожь. Это невозможно. Знает ли кто-нибудь? И главное, не моя ли в этом вина?

Как мне стыдно, до сих пор стыдно. Я по-прежнему убеждена, что в этом несчастье виновата я одна. Из-за меня сбежал Жан, это я разрушила наш с Гастоном брак, а потом разбила маме сердце. Но что мне было делать? Я до сих пор не знаю.

Гастон наконец засыпает, а моя голова пухнет от вопросов. Что за жизнь у меня будет, если я останусь? Имею ли я право мечтать о чем-то большем, чем эта безрадостная постель, в которую я ложусь каждый вечер? И что станет с мамой, если я уйду? Кто ее защитит? Переживет ли она…