Я познаю мир. Горы

Особенно запомнилась Огненная Земля с подобающим ей диким величественным пейзажем. «В нем было какое–то таинственное величие: гора возвышалась за горой, их прорезали глубокие долины, и все покрывал густой темный лесной массив. Даже воздух в этом климате штормовых дождей и снега кажется темнее, чем повсюду в других местах.

Отдаленные каналы между горами кажутся такими мрачными, будто ведут за пределы этого мира».

Кроме пика Дарвина еще одну вершину капитан Фицрой назвал именем сэра Дж. Банкса, в память о его злополучной экскурсии, стоившей жизни двоим его спутникам, – из–за снежной метели. Еще Чарлз счел нужным отметить, что горы служили укрытием разбойничьим агрессивным племенам. И о самом названии Огненной Земли – «на каждом возвышении вспыхнули огни, как для привлечения нашего внимания, так и для распространении новости о нашем появлении».

Еще Чарлз обратил внимание на оптический обман: горы в действительности высокие с виду были невысоки. Причину, которая не сразу приходит в голову, он находил в том, что «вся гора от вершины и до самой воды обыкновенно бывает полностью на виду. А по мере того как каждый новый хребет позволял по–новому судить о расстоянии – гора поднималась все выше и выше».

В очередном восхождении на новую гору Тарн (2600 м) «спуск был не так труден, как подъем, ибо тяжесть тела ускоряла движение, а скользя и падая, мы тем самым уже продвигались в нужном направлении».

За сбором образцов пород и растений на склонах не ускользала и красота величественных Анд, великолепнейшего вулкана Аконкагуа. «Когда солнце опускалось в Тихий океан, чудесно было наблюдать, как четко рисовались их суровые очертания и как разнообразны и нежны при этом были их оттенки». И далее не просто восхищение, но и значение эстетики гор: «Какую перемену производит климат в расположении духа! Как противоположны чувства, возбуждение, с одной стороны, видом черных гор, наполовину окутанных тучами, а с другой – хребта, виднеющегося сквозь легкую голубую дымку ясного дня! Первый вид некоторое время может казаться величественным, но во втором – само веселье и счастье жизни».

В экскурсии к подножию Анд при восхождении на Колокольную гору (6400 м) «тропинки были очень скверные, но геология местности и пейзажи щедро вознаграждали за труды». И несказанное изумление от увиденной на высоте 4500 м необычной пальмы. По виду безобразной, утолщенной в середине ствола. Срубленное дерево в течение нескольких месяцев дает более 400 л сока. И течет он быстрее в те дни, когда пожарче печет солнце. Сок кипятят и получают патоку.

На вершине был проведен весь день. Вид как на карте. «Наслаждение, как никогда. Кто может остаться невозмутимым при мысли о той силе, которая подняла эти горы, а тем более о мысли о тех бесчисленных веках, которые понадобились, чтобы пробить, сдвинуть и выровнять всю их громаду? Здесь уместно вспомнить необъятные слои галечника и осадочные слои Патагонии, которые, будучи нагромождены на Кордильеры, увеличили бы их высоту на многие тысячи футов... Ни к чему удивляться и сомневаться в том, может ли всемогущее время истереть горы, даже такие гигантские, как Кордильеры, в гравий и ил».

Не всегда сопутствовала удача. Вместе с капитаном Фицроем и спутниками на одном из островов была попытка взойти на вершину Сан–Педро. Хаотическое нагромождение упавших деревьев мертвого леса было таким, что путники находились над поверхностью почвы в 10–15 футах («наши моряки в шутку выкрикивали глубину по лоту»). В некоторых местах приходилось ползти под сгнившими стволами на четвереньках. Приходило сравнение с рыбами, бьющимися в сетях. Впрочем, Чарлз находил возможность определять породы деревьев и кустарников. Отчаявшись, вернулись с полпути.

Пик Дарвина на Южноамериканском континенте лишний раз напоминает об интереснейших его горовосхождениях. По–современному ему бы за них присвоили звание и заслуженного мастера спорта, и почетного альпиниста. Но еще более значительны восхождения и подъемы великого натуралиста на высочайшие вершины науки. Его открытия, многотомные труды, исследования в геологии, зоологии, «тайны из тайн» – происхождении видов общеизвестны. Между прочим, полемика его с адмиралом Фицроем продолжалась и по возвращении в Лондон. Дарвин отдавал должное уму, энергии, организаторскому таланту адмирала. Да и научным его изысканиям: им были написаны известные работы по гидрографии и метеорологии. По возвращении он был членом парламента, генерал–губернатором, возглавлял метеорологическую службу.

Но Фицрой отличался и крайним консерватизмом, защитой рабства негров, отстаиванием колониализма. Негативно отнесся он и к эволюционной дарвиновской теории. На что

Дарвин ответил: «Жаль, что он не предложил своей теории, по которой мастодонт и прочие вымерли по той причине, что дверь в ковчеге Ноя была сделана слишком узкой».

В прямой связи с этими убеждениями и трагическая развязка в жизни адмирала. Удрученный неудачами рабовладельцев в Гражданской войне в Америке, он покончил жизнь самоубийством.

Дарвин на много лет пережил своего оппонента.