В штабе 6-й армии после контратаки уже никого из начальства не осталось. Командующий армией генерал Музыченко сел в танк и уехал в неизвестном направлении. Исчезли и оба члена Военного совета Грищук и Попов. Уехал в танке начальник штаба армии комбриг Иванов и начальник Оперативного отдела полковник Миандров. В общем, штаба не существовало.
Пришли ко мне со слезами на глазах наши женщины-машинистки. Их у нас было семь человек. Спрашивают, что же им делать.
Увидел я их и ахнул: все они были в военной форме. Немцы вот-вот нагрянут, захватят их в плен, а это для них хуже смерти. Стыдно мне стало — забыли о наших женщинах!
— Вот что, девушки, — говорю им, — немедленно переодевайтесь в гражданское платье, скрывайтесь по хатам у населения. Окончатся бои — можете пробираться на восток к нашим. Пусть каждая придумает для себя какую-нибудь легенду: кто она и почему здесь оказалась. Военную форму и документы уничтожьте. Боритесь сами за свою жизнь. Штаба армии уже нет — и заботиться о вас некому. — Они ушли, и вскоре я увидел, как из штаба поодиночке и парами уходили женщины в гражданском платье.
Много горечи принесли мне два врача: спрашивают, что делать с ранеными. У них скопилось раненых шесть армейских полевых госпиталей по двести коек в каждом. Всего раненых было около 1500 человек. Ну что я мог посоветовать? Вывезти раненых из окружения было невозможно — санитарной авиации у нас не было.
Я мог дать врачам только один совет: первое и главное — всем раненым сказать правду об истинном положении армии, кто способен драться, пусть запасается оружием и бьются с немцами там, где кто может; тяжелораненых попытаться разместить у населения.
Вечером 5 августа в 22 часа появился наш начальник штаба комбриг Иванов. Он созвал всех оставшихся офицеров и объявил решение командования идти на прорыв: ударная группа сосредоточивалась в лесу, юго-западнее Подвысокого. В час ночи без артподготовки она должна перейти в наступление вдоль реки Синюха на юг, на Первомайск. Впереди наступающей пехоты вместо танков пойдут тракторы и тягачи, за ними машины с пехотой и, наконец, остальные части.
Всем офицерам предлагалось передать это решение командирам соединений. Мне, в частности, было приказано передать это решение генералу Огурцову и поставить перед ним задачу: обеспечить с запада ударную группу.
В 23.00 я со своей группой разведчиков прибыл на западную окраину Подвысокого к генералу Огурцову. Его части только что штыковой контратакой отбросили немцев и заняли позиции, утерянные днем. О генерале Огурцове я слышал много хороших отзывов еще раньше, первая моя встреча с ним подтвердила их.
Генерал Огурцов был человеком смелым, мужественным во всем значении этого слова. Солдаты его любили за простое и дружеское к ним отношение, за очень тонкое и умное понимание солдатских дум и настроений. В военном отношении Огурцов был высокообразованным человеком и талантливым командиром. Когда я доложил ему о решении командования, он схватился за голову:
— Что они делают? Я же говорил Музыченко, что нельзя рваться на юг. Мы только Тюленеву поможем отвести войска на восток, а сами погибнем. Где же это видано, чтобы две армии обеспечивали отход одной армии Тюленева?! Лучше бы Тюленеву ударить из Первомайска и тем самым помочь нам прорваться на восток. О чем думает Ставка?
Я рассказал Огурцову, как два дня добивался изменения этого решения, предлагая прорываться через Новоархангельск.
— И ничего не мог добиться, все ссылаются на приказ Сталина.
— A-а, приказ Сталина! — воскликнул генерал. — А что он видит из своего Кремля? Нужно бы разъяснить ему, да некому: холуи и трусы не могут доказать нелепость его приказа. Из-за них мы все погибнем.
— А нельзя ли, товарищ генерал, хотя бы частью сил прорваться на Новоархангельск?
— Поздно, сейчас мы уже обречены. Вынесем все, что выпало на нашу долю. Передайте Музыченко, что мы здесь умрем, но задачу выполним.
Уехали мы от Огурцова в полночь. Начало прорыва было назначено на 01.006 августа по сигналу красных ракет. Но войска с перегруппировкой опоздали, и прорыв начался в 2.30 6 августа.
По сигналу красных ракет взревели тракторы и тягачи… и двинулись в атаку. Их было около сотни. Мужественные трактористы, подлинные герои, шли на верную гибель и первыми подставляли себя под огонь фашистов. Трактористы подняли такой треск, гул и лязг, что немцы перепугались мощного «танкового» удара и стали быстро отходить. Пехотные части без препятствий двинулись за тракторами и тягачами…
А что же танки? Неужели не было ни одного?
Были. Хотя и немного: в 6-й армии было пять танков командования. Это последние танки, вместо того чтобы принять участие в прорыве, в этот решающий момент увозили командование 6-й армии. Укатил в танке командующий генерал Музыченко, захватив моего помощника капитана Ободовского, начальник штаба армии комбриг Иванов, прихватили два танка члены Военного совета Грищук и Попов и даже изменнику Миандрову достался один танк.
Эти танки увозили своих «пассажиров», пытаясь вырваться из окружения в другом направлении.