Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Недалеко от места прорыва по грохоту артиллерии, шуму моторов, лязгу гусениц, треску ружейно-пулеметного огня, по плотной завесе дыма и пыли я понял, что прорыв не удался. И все же со слабой надеждой «авось прорвемся» я со своей группой продолжал двигаться вперед. На окраине деревни Покотилово мы увидели, как под ударами немецких танков распадались последние порядки наших войск. Ужасающий вой звуков боя и пыльно-дымная туча быстро накатывались на нас. Рассеченные части наших войск продолжали отбиваться гранатами, штыками и бутылками с горючей смесью. Многие немецкие танки горели. От авиабомб колебалась и трескалась земля. Над нами завихрились осколки, комья земли и пыли. Из сизой мглы прямо на нас стройной и грозной лавиной двигались семь танков. Они вели непрерывный пулеметный и артиллерийский огонь. Мы упустили какой-то кратчайший миг — и половина нашей группы, человек шесть, была скошена пулеметами танков. Остальные успели укрыться за домом на шлакобетонном фундаменте. Под домом оказался хороший полуподвал — почти ДОТ с двумя окнами. Мы скатились вниз. В полуподвале уже находилось человек 15 солдат и офицеров. Все приготовились к бою. Танки проскочили мимо. За ними шагах в 500 катилась цепь пехоты. Непосредственно на наш дом двигалось человек 40 под командой одного офицера. Мы подпустили их почти вплотную и огнем срезали наступавших. Подвал наполнился пороховыми газами.

Прекратив стрельбу, я начал осматриваться и выяснять, из кого же состоит гарнизон нашей случайной крепости. Кроме моей группы в 6 человек я насчитал еще 15. Все они были из различных частей, в основном из группы генерала Огурцова. Среди них оказался капитан-артиллерист и батальонный комиссар, работник какой-то газеты.

Старшим по званию оказался я. Капитан-артиллерист, высокий, стройный, с веселыми хмельными глазами, козырнув и щелкнув каблуками по всем правилам, представился и с улыбкой протянул мне флягу:

— Не хотите ли, товарищ подполковник, прополоскать горло от этих пороховых газов? Это немецкий шнапс, дрянь, конечно, но промочить горло можно. Прошу!

— Спасибо, — отвечаю, — но в бою я не пью и вам не советую. Вы лучше вот что сделайте: распределите наш гарнизон так, чтобы около каждого окна было равное количество людей и оружия. Правым окном будете командовать вы, а левым — я.

— Есть, товарищ подполковник! — бодро и весело ответил капитан и пошел выполнять приказ.

А рядом со мной стоял комиссар с пепельно-серым лицом. Хриплым вздрагивающим голосом он спрашивал меня:

— Товарищ подполковник, что будем делать? Ведь мы здесь все погибнем.

Трудно было сдержаться, чтобы не «обложить» его крепким словом. Нечего сказать — поддержал боевой дух солдат. Я уважаю комиссаров и сам был в свое время политработником. Комиссар — это представитель партии и Советской власти, и его единственная привилегия — это, ведя людей в бой, подавать личный пример храбрости и преданности Родине. Спрашивается, какой личный пример подавал подчиненным такой комиссар и что он мог требовать от людей в бою?..

Но я сдержался и ответил ему:

— Драться будем, товарищ комиссар! Драться! Вот, становитесь сюда к окну. И если погибнем, так недаром.

Усиленная перестрелка возобновилась. Немецкие цепи развернулись правее и левее нас и открыли огонь по хатам и буграм впереди нас.

Капитан доложил, что у него имеется 17 винтовок, 3 автомата и 7 пистолетов. Патронов немного, но бутылок с горючей смесью достаточно.

Два часа дня. Вокруг нас кипел напряженный бой, а мы оказались в его центре. Ревели моторы, лязгали гусеницы танков, рвались снаряды и мины. В воздухе выли авиабомбы и разрывами сотрясали землю.

Из окон нашего полуподвала с одной стороны открывалась большая площадь села, из другой — холмистое поле. Вблизи села метались группы наших и немецких солдат. Трудно было разобраться, где наши и где немцы. Все смешалось в дикой, орущей и стреляющей куче. Иногда группы сходились и расстреливали друг друга в упор. Немецкие танки гонялись за нашей пехотой, расстреливали ее и давили, а пехота сжигала немецкие танки бутылками с горючей смесью.

Картина жесточайшей схватки быстро менялась, и я затруднялся в выборе правильного решения для нашего маленького гарнизона.

Но вот бушующая волна боя снова приблизилась к нам. Справа и слева пронеслись танки, устремились на холмы, пытаясь добить нашу пехоту. И получили ответный удар: многие танки загорелись, остальные повернули обратно. Один танк, по-видимому командирский, остановился вблизи нашего окна и с места открыл огонь из орудия. Мы бутылками подожгли его — он закружился на месте и чуть было не свалился к нам в полуподвал. Затем рванулся в сторону и врезался в сарай на противоположной стороне улицы. Сарай рухнул, солома задымилась. Из танка стали выпрыгивать немецкие офицеры. Мы их всех уложили из автоматов и тотчас же сами попали под ответный пулеметный огонь. Капитан-артиллерист был убит, несколько человек ранено. Мы мощным огнем пытались удержать немцев на расстоянии, но они все же подобрались к нам, стали кричать:

— Рус, сдавайся!