Я пришел убить хорвата

Вещмешок решил не брать. В конце концов, даже если не успею сегодня вернуться, переночую на положае.

Закинув автомат на плечо, направился к двери. Уже взявшись за ручку, не оборачиваясь, сказал:

— Счастливо оставаться!

— Удачи тебе!

Отозвался только один голос, кажется, все того же Сашки Слободы. Второй добавил только после того, как я захлопнул дверь.

— Ишь, крутого из себя строит!..

Кто это сказал, не знаю. И слушать больше не стал, хотя тут же раздалось одновременно несколько голосов.

Не любят меня ребята. Однако меня это не задевает, право же, не вру. Потому что я и сам особенно никого не люблю. Главное — чтобы уважали, чтобы в бою положиться можно было бы. Я вообще по натуре одинокий волк. Да и жизнь все больше настраивала меня на такой же ритм существования, на одиночество. Мне легче слушать, чем говорить, промолчать и сделать по-своему, чем доказать другому, в чем он неправ и как нужно сделать лучше. Почему мы сошлись с Радомиром, потому что и он по натуре примерно такой же, только у него еще имеется такое чудесное качество, как умение подчиняться и учиться. Когда меня здесь не станет — либо вообще не станет, либо когда уеду отсюда — из Радомира получится прекрасный разведчик-диверсант. Сейчас это исключено, мы с ним слишком сработались, а при мне он всегда так и будет ведомым. В паре двух ведущих не бывает. Как сказал известный политик, «двое пернатых в одной берлоге не уживаются».

Ленька нетерпеливо пританцовывал у крыльца.

— Идем, идем к сербам!

Он обычно ко мне обращается безлично. На «ты» не всегда решается, а на «вы» у нас не принято.

— Пошли!

Что и говорить, я был заинтригован как никогда.

3

Я вошел в штаб сербской четы, роты по-нашему, и громко поздоровался:

— Добро дан!

— Здраво, Просвет! — отозвался командир четы Славко Громаджич.

Он глядел на меня без особого энтузиазма. Скорее всего, понимал, что я пришел с какой-то просьбой. Ну а мне ему отказывать не хотелось.

— Шта има?

— Ништа.

Все как у нас: дежурное «как дела?» — дежурное «ничего»…

Будем считать, формальности завершены, можно переходить к делу.

— Славко, я к тебе с поклоном.

Командир глядит настороженно, не торопится выразить бурную радость по поводу того, что придется мне оказать помощь.

Вообще-то он неплохой мужик, этот Славко. Да только и его можно понять.

Мы, русские, приехали, побудем, повоюем тут кто сколько — и до дому, до хаты. А ему тут еще неведомо сколько воевать.

И живет он в этих краях с пеленок. Знает тут множество людей, как по эту, так и по ту сторону фронта. Ему главное — своих подчиненных по возможности сберечь, обеспечить всем необходимым. А мы у него на втором плане. Тем более, что от нас хлопот у него тоже хватает. И о том, что война не вечна, ему нельзя забывать. Рано или поздно она закончится — нужно будет с соседями взаимоотношения налаживать-восстанавливать. Как ни крути, войны до полного взаимного истребления случаются исключительно редко. И соседний народ нечасто снимается с места и в полном составе уезжает на новое место жительства. Значит, рано или поздно, когда отгремят бои, все равно придется мириться. А для того, чтобы этот процесс проходил более или менее нормально, рассуждают многие из моих знакомых сербов, нужно бы воевать не слишком активно, чтобы и себя сохранить, и мусликов не слишком раздражать.

И ведь так и делают. Кое-где, на отдельных участках фронта сербы и хорваты, сербы и мусульмане заключают между собой джентльменские соглашения — друг друга не трогать. Так было, например, на левом берегу реки Миляцки в Сараево, где подобная договоренность существовала с подразделением ХВО (Хорватское вече обороны). В некоторых местах люди сами прекратили войну и спокойно жили вместе, не обращая внимания на национальные и религиозные особенности друг друга…

Ну а мы, русские, так не умеем: мы всегда воюем на полную катушку. Потому в двух мировых войнах вышли победителями. Потому косточки наших предков рассеяны по всему свету. И по той же причине в свою гражданскую друг друга уничтожили немыслимое число земляков.

Короче говоря, отношение к нам у сербского руководства двойственное. С одной стороны, нас уважают, серьезные дела поручают, сектор обороны выделили… А с другой стороны, после удачного боя, когда поколотим мы противника на полную катушку, кое-кто из местных косится на нас… И не потому ли мы иной раз замечаем, что бросают именно нас, подобно пушечному мясу, в самое пекло, да еще и без надежных проводников, которые хорошо знают местность?

Бывало такое, и не раз бывало! И не раз уже замечали мы и наши предшественники к себе подобное отношение.

Так что Славко можно понять, что он слушает меня настороженно, узнав, что я пришел доставить ему немного хлопот.

— Дай машину, нужно на положай проехать, — наконец говорю я главное. И добавляю по-сербски наше «пожалуйста»: — Изволитэ…

Взгляд Громаджича отмякает. Эта просьба выполнима и не слишком обременительна.

— Зачем тебе?

Однако это уже вопрос из любопытства, дежурный вопрос, а не вопрос с целью отказать.

— Надо, — не стал я вдаваться в подробности. — Надо к ребятам на положай смотаться.