Я, редактор. Настольная книга для всех, кто работает в медиа

Одни и те же действия владельца компании N автор, исповедующий левые взгляды, и автор «справа» неосознанно опишут разными выражениями и с разными оттенками смысла. В обоих случаях редактору придётся выступать камертоном, который настраивается по позиции всего издания, но чья чистота тона всё равно зависит лично от самого редактора.

Предубеждения могут проявляться даже в таких безобидных жанрах, как путеводитель. Автор может описать провинциальный город с ухмылкой столичного сноба – или поражённого ресентиментом уроженца этого города, который перебрался в столицу и теперь хочет тонко, но едко излить своё презрение на малую родину, когда-то обидевшую его. А может придержать свое личное отношение для блога, постараться понять место, которое он описывает, и передать это понимание читателю в максимально объективных формулировках.

Лучший пример тонкой, объективной работы с эмоционально окрашенными темами – это лонгриды «Холода» и «Медузы» о маньяках, а также бездействовавших силовиках и обывателях, на чьих глазах творились преступления. Можно также назвать лонгриды русской версии Forbes о миллиардерах путинского круга и очерки «Медиазоны» о пытках в полиции. А из классики – репортажи Ханны Арендт с знаменитого суда над нацистским преступником Адольфом Эйхманом, инженером холокоста.

Статья Михаила Козырева и Анны Соколовой «МИЛЛИАРДЕРЫ ПУТИНСКОГО ПРИЗЫВА»

https://bit.ly/3qpXnJz

Статьи издания «МЕДИАЗОНА» о пытках в полиции

https://bit.ly/3h7XUeW

Казалось бы, что может быть однозначнее таких тем? Где ещё добро и зло так чётко разделены? Однако нет, выясняется, что если автор действует как беспристрастный судья, а не адвокат или прокурор, то читателю открывается вся глубина и неоднозначность историй, то есть самой жизни. Получается более богатая и нюансированная картина.

Репортажи Ханны Арендт с суда над Адольфом Эйхманом

https://bit.ly/3jdFLPK

Опытный читатель может возразить, мол, медиапроекты вроде «Таких дел» или «Навальный Live» намеренно используют оценочные суждения, возгоняют эмоции своей аудитории и добиваются впечатляющего охвата. И он будет в чём-то прав: Навальному нужны новые сторонники, а «Таким делам» необходимо, чтобы вышибленная слеза конвертировалась в пожертвования. Но раз мы говорим о журналистике, а не пропаганде с элементами журналистики, то для нас эти примеры нерелевантны. Даже Юрий Дудь, явившись в больницу к тому же Навальному, не смотрел на него как на воскресшего мессию, а, напротив, задавал максимально неприятные вопросы вроде: «А почему вы вообще так уверены, что в покушении на вас не был задействован кто-то из сотрудников Фонда борьбы с коррупцией?»

Таким образом, как психотерапевты периодически проходят супервизию у своих коллег, так и редактор должен постоянно спрашивать себя: не мешают ли мне при восприятии и редактуре этого эпизода мои убеждения и мой опыт, пусть даже он и кажется похожим на опыт героев статьи?

И при необходимости обращаться к главному редактору или иному коллеге, не связанному с автором никакими отношениями. Не оправдываем ли мы с автором антагониста, потому что он слишком похож на меня или моего друга и я автоматически их сравниваю? Уравновешены ли комментарии защитников и обвинителей протагониста? Всем ли сторонам конфликта в достаточной степени предоставлено слово? И даже так: не слишком ли суггестивные приёмы я применяю в погоне за художественной выразительностью визуального ряда в лонгриде?

Помимо очевидных для нас искажений, связанных с потерей критического мышления, есть менее заметные. Например, male gaze, «мужской взгляд». «Представление о мире, как и сам мир, есть дело мужчин; они описывают его со своей точки зрения, путая её с абсолютной истиной», – писала Симона де Бовуар во «Втором поле». Или колониальный взгляд на вещи. Его суть передана, например, в книгах «Не в своём уме» и «Время и Другой» антрополога Йоханнеса Фабиана. Фабиан объяснил теоретически, а затем показал с помощью анализа дневников бельгийских и немецких экспедиций в Африку в XIX веке, как из-за своих когнитивных искажений, предубеждений и политических установок колонизаторы конструировали образ африканских народов, имеющий крайне мало отношения к реальности.

Любому редактору сложно быть до конца объективным и трезвым судьёй, трудно проникать мыслью в обстоятельства, с которыми не знаком лично, но стремиться к этому – очень и очень важная интенция.

Деталь и подробность: в чём разница