Как ни старалась Шарлотта тянуть время, но к столовой она подошла еще до открытия. Во всем огромном зале оказалось всего несколько студентов. Мало кто завтракал в такую рань. Закончив есть, девушка надела свою старую клетчатую куртку, натянула капюшон так, чтобы он закрывал большую часть лица, и отправилась на занятия. В тот день у нее было две пары: история средних веков и французский. Ни на одном из занятий Шарлотта не произнесла ни слова. После французского она снова нахлобучила поглубже капюшон и поспешно перебралась в библиотеку, где постаралась сесть в самом укромном уголке, чтобы никому не попадаться на глаза. На ланч она не пошла Ей становилось плохо при одной только мысли о том, что придется идти через весь кампус в середине дня, когда повсюду полно народу. После обеда, когда в читальном зале студентов было меньше всего, Шарлотта постаралась сосредоточиться на монографии под заглавием: «Рассмотрение концепций „эго“, „разума“, „души“ и „самости“ с точки зрения нейрофизиологии». В какой-то момент ей вдруг стало страшно. Как же так: ее, посвятившую целый семестр изучению понятия свободы воли, разбиравшуюся в этом вопросе с позиции хладнокровного, объективного и просвещенного наблюдателя, загнали в угол! В тупик! Идти некуда, учиться незачем… остается только сидеть и ждать, куда занесут тебя сила всемирного тяготения и законы инерции. Посокрушавшись по этому поводу, Шарлотта рассчитала время и вышла из библиотеки довольно поздно, чтобы на улице было уже достаточно темно и чтобы не стоять под дверями столовой, открывающейся на ужин ровно в половине шестого. Наскоро проглотив тарелку каких-то спагетти, девушка выскочила из столовой, когда остальные желающие поужинать только-только подтягивались ко входу. Снабдив организм определенной порцией углеводов, она вернулась в читальный зал с твердым намерением сосредоточиться на чисто теоретическом, концептуальном изучении нейрофизиологии, не позволяя этой убийственной по силе воздействия науке наложить лапы на ее собственную центральную нервную систему, и в первую очередь на химический аналог электронно-вычислительной машины — головной мозг. Что ж, этому благородному во всех отношениях порыву так и не суждено было реализоваться — через некоторое время Шарлотта оказалась в объятиях Эдама, который назвал ее «милой», напомнил, что он «с ней», но… больше поплакаться было некому.
Ласково обнимая свою «милую», Эдам привел ее на первый этаж — в книгохранилище открытого доступа. Здесь действительно было где затеряться и, укрывшись от посторонних глаз, спокойно поговорить. Бесконечные ряды металлических стеллажей, стоявших близко друг к другу, уходили, казалось, куда-то за горизонт. Книги стояли на них плотными шеренгами ряд за рядом. Полки поднимались от пола до самого потолка — к счастью, не очень высокого. Если бы не небольшая высота помещения — всего семь с половиной футов, — у человека, попавшего сюда, могло бы возникнуть ощущение, будто стеллажи вот-вот сомкнутся над ним, а книги рухнут и погребут его под толщей знаний. Впрочем, даже при невысоких потолках книгохранилище все равно поражало воображение своими масштабами. Стеллажи стояли на расстоянии всего тридцати дюймов друг от друга. Окон в этом помещении не было, и освещалось оно довольно скромно — рядами бледных, болезненно-голубых ламп дневного света, висевших на потолке в проходах между стеллажами. Эти лампы давали дополнительное ощущение уходящей вдаль перспективы, и дальние стеллажи просто терялись где-то вдали, в полумраке, пропитанном и насыщенном пылью с десятков тысяч почти не используемых, фактически мертвых книг. Впрочем, если подходить к делу строго, скорее следовало говорить о биополе, об особом излучении, исходящем от старых, некогда востребованных, а потом оказавшихся ненужными книг, потому что пыли как таковой в этом помещении быть просто не могло. Величественно парящая башня библиотеки, включая самые старые помещения, была не так давно переоборудована по последнему слову техники: ее оснастили новейшей системой отопления, вентиляции и пылеулавливания. Слишком уж большое внимание уделялось таким вопросам в свете охвативших общество в последнее время самых причудливых фобий, включая боязнь получить астму или аллергию из-за того, что где-то в подвале библиотеки лежат пыльные книги, и университету было дешевле раскошелиться на последние чудеса воздухоочистительной техники двадцать первого века, чем разбираться с жалобами недовольных.
Эдам продолжал покровительственно обнимать Шарлотту за плечи, и для того, чтобы протиснуться в узкий лаз между двумя рядами стеллажей, им пришлось тесно прижаться друг к другу.
Так они шли довольно долго, пока не забрались в какой-то дальний угол, где сходились под углом два стеллажа.
Шарлотта худо-бедно смогла наконец справиться со слезами, и Эдам спросил:
— Ну так что случилось-то?
— Да нет, на самом деле, наверное, ничего страшного, просто я наделала таких глупостей. Тебе это неинтересно будет знать… если ты, конечно, уже не знаешь.
— Уже не знаю? Что я должен знать?