Я тебя не отпускаю

В ушах звучало «Да если бы с тобой что-то случилось? Мне тогда что делать?»

Это было так истошно-искренне, так трогательно-откровенно, что признание в любви уже прозвучало не так душевно, не так проникновенно.

Когда Беркут и Знаменский убедились, что я настроена на операцию и все тонкости знаю на зубок, телеграмм окошки исчезли и я посмотрела на Дмитрия.

Он остановился, замер, словно мой взгляд парализовал, превратил в статую.

Только взгляд Медведева шарил по моему лицу, ища какие-то ответы, возможно, обещания?

Я выпрямилась и продолжала молча наблюдать за Дмитрием.

Он прошелся по комнате снова, взял себе стул, крутанул его и сел задом наперед, сложив руки на спинку.

Мы так и замерли. Глаза в глаза. Не моргая. Не прерывая почти гипнотический зрительный контакт двух внезапно нашедших друг друга. Внезапно. Нашедших. Иначе не скажешь.

Наверное, нет ничего прочнее, важнее и чувственней, чем эти сцепившиеся намертво взгляды. Робкое касание рук, когда ток пробивает по всему телу и дышать резко становится сложно, уже уверенные, страстные толчки в момент слияния. Все это важно.

Но не так… Не настолько…

Наверное, наша с Владом семья покатилась вниз с горы счастья и понимания в пропасть отчуждения и обид именно когда мы перестали смотреть друг на друга так… Когда наши взгляды перестали притягиваться подобно мощным магнитам…

Так… Словно уже неважно где, что и когда.

Словно эта цепь соединенных взглядов сплачивает сильнее металлических наручников на запястьях друг друга.

Я вдруг поймала себя на мысли, что совершенно забыла о Владе. О нашем супружестве, о том, что мы все еще официально муж и жена. Все это казалось сейчас таким неважным, далеким. Как будто происходило не со мной. С какой-то другой Аленой Искандеровной.

Будто многие годы какая-то другая женщина была спутницей жизни Влада… Терпела его порой не всегда справедливое отношение. Сносила равнодушие, когда душа рвалась на части и сердце выскакивало из груди. Молчала или скандалила, получая в ответ однотипные мужские отмазки. «Я такой. Прими как есть» или извинения, нехотя брошенные вместе с быстрым, недовольным взглядом.

Почему-то именно сейчас, здесь, перед «операцией», мелькнуло в голове воспоминание.

…Холл детского садика Максима. Довольно небольшой, отчасти неказистый. Полы, выложенные крупными досками, низкая дверь в уборную и деревянные крашенные двери в кабинеты. Каменная лестница с подернутыми временем деревянными перилами…

Как будто ты вывалился из портала в прошлом веке.

Шум детских голосов и музыка. Начинается утренник. А я стою и плачу. Просто навзрыд, не могу успокоиться. Рядом Влад, цедит злые, несправедливые слова… Просто злые и несправедливые. Уже не помню какие. Да и какое это имеет значение?

Разве важно, что конкретно он мне сказал, какие претензии предъявил за то лишь, что спросила почему молчит, не смотрит, выглядит букой?

Я ведь знала – почему. Вчера погостил у матери. Та накрутила. Влад не высказывал критики, но действовал и обращался со мной после подобного как с врагом. Я терпела, пыталась обсудить, разговорить… А вот сейчас… Не знаю почему не смогла.

Потом мы помирились, даже ходили к семейному психологу. Но разбитую чашку нельзя склеить. Увы, эта вечная истина никогда не устареет.

Я смотрела на Дмитрия и уже было абсолютно не совестно, не страшно, что вижу в нем не защитника, не друга – мужчину. Красивого, сильного, к которому так хочется прильнуть и забыться. Так хочется позволить ему все… Все, без границ и правил.

Медведев еще немного помолчал, затем встал, подошел и вдруг присел на корточки. Посмотрел снизу вверх. Положил руки мне на колени.

– Алена… Рыжуля… Я очень хотел бы услышать твой ответ на свое признание. Сейчас, когда… – он осекся и, наверное, я поняла правильно – сейчас, когда рискую жизнью на операции. Медведев сглотнул и посмотрел прямо, четко. – Но больше этого я хочу услышать, что ты веришь нам и станешь делать все, как сказали. Мини-камеры у тебя на одежде и в волосах незаметны. Я практически уверен, что их не найдут. Они – наши страховки на все случаи. В том числе и на тот, если тебя попытаются обидеть. Мы будем следовать по пятам. Всегда знать где ты. Понимать – стоит ли срочно прийти на помощь.

– Я даже удивляюсь, как вы раздобыли эти чудеса техники, – тихо произнесла я.

– Добыли, – Медведев сказал так, словно иначе просто не могло быть. Нет и все. – Я не стану просить у тебя ответа. Не надо, – он захлебнулся воздухом, продышался и хрипло добавил: – Хочу, чтобы ты знала. Я никогда тебя не оставлю. А там… – Дмитрий помолчал и добавил через силу, – А там решай, как для тебя лучше.

Казалось, эти слова отняли у него последние крохи самообладания. Медведев подскочил как подорванный, метнулся по комнате и притормозил, когда телеграмм пикнул. Дмитрий дернулся, словно по его телу от души хлестанули кнутом. А то и – выстрелили дробью. И окаменел.

«Пора» – писал Знаменский.

«С богом» – добавлял Беркут.