Я тебя отпускаю

Глянула на экран телефона и, увидев двенадцать пропущенных вызовов, недовольно фыркнула: «Как же достали!» Засунула телефон поглубже в сумку и тут же уснула.

Проснулась оттого, что ей было зябко. Дотронулась до гладкого кафеля печки – та была еле теплая. Выходит, утром Валентина не подтапливала. Неужто она еще спит? И дай бог. Все понятно: напряжение последних месяцев, похороны, поминки, пусть приходит в себя. Но почему же так холодно и знобко? Ведь на улице совсем не холодно. Рина укуталась в одеяло, но озноб не прекращался. Чуть согрелась и снова уснула, но вскоре проснулась от сильного кашля и увидела, что Валентина стоит у кровати и тревожно вглядывается в ее лицо.

– Да ты заболела, Иришка! – всплеснула она руками. – Красная вся, горишь как в огне! И кашляла сильно. Хрипишь-то как, господи! Это я, все я, – скорбно причитала она, плюхнувшись на табуретку. – Нельзя было пускать тебя в твоей куртяшке! Вот и продуло тебя. Погода-то вчера была – господи не приведи! Небо плакало по нашему Санечке. Да что я хнычу, господи! – засуетилась она. – Тебя ж лечить надо!

Рина попробовала отмахнуться:

– Да ничего, сейчас что-нибудь выпью, в сумке всегда анальгин какой-нибудь или аспирин валяется. Чаю попью и поеду. Только надо вызвать машину. А может быть, Михаил согласится? Ну, дядька этот, муж Антонины? Я хорошо заплачу! Ну или Пашка ваш, шофер. Хотя, конечно, лучше кто-нибудь другой. Мне в Москву очень надо, – жалобно, как ребенок, всхлипнула она. – Позарез надо, живой или мертвой У меня важное совещание.

Валентина охнула:

– Какой аспирин, какой Михаил? В Москву ей надо! Горит вся – и в Москву! Ты что, девка? Куда я тебя отпущу? Я что, убийца? Нет, не пойдет! Никакого аспирина, никакого Михаила, никакого Пашки и никакой Москвы! – твердо сказала она. – Здесь будешь. Пока не поправишься.

– Да вы что! – От возмущения Рина привстала на локте и тут же закашлялась. – Что значит «пока не поправишься»? Вы что? Да у меня совещание завтра! У шефа, понимаете? Я защищаю серьезный проект! Знаете, сколько сил вложено, чтобы его получить? И я там обязана быть! Это не обсуждается. Как-нибудь доберусь, не впервой. – Она откинулась на подушку и снова закашлялась.

– Ничего, – сурово отозвалась Валентина. – Мир не рухнет, и Москва твоя не обвалится, работа не убежит, и проект тоже. И шеф твой не помрет. Он-то жив-здоров в отличие от тебя! Все, лежи себе и лежи. Сейчас лечить тебя стану. А потом спи сколько влезет.

Валентина вышла из горницы, а Рина от бессилия разревелась, уткнувшись носом в подушку, как маленькая девочка. Несокрушимая скала Рина Александровна Корсакова. Леди-босс, от самого вида которой подчиненные вставали по стойке, а коллеги даже не решались вступать в спор.

Вот надо же было так влипнуть – заболеть здесь и сейчас! В этой глуши, где и врачей-то нет. В этой дурацкой избе с печным отоплением, с этим сортиром за занавесочкой. Со всем этим, чужим и далеким, как планета Нибиру.

«Нет, так не пойдет, – твердо решила она. – Все равно уеду! В свою квартиру, на свою кровать, в свою теплую ванную. Туда, где врачи и лекарства. Секретарша Наташа тут же примчится с частным врачом, сбегает в аптеку и в магазин. А я приму лучшие, последнего поколения, антибиотики и завтра буду в строю. Все, решено, – главное, добраться до дома. И если этот дурацкий, похожий на местного царька, Михаил или синеглазый наглец и сиделец Пашка меня не отвезут на вокзал, значит, вызову из Москвы Эдика. Ничего, часов за шесть доедет, не маленький. За что-то же я плачу ему бешеные деньги?»

Тут же представила, как Эдик начнет ныть и канючить: «Какая деревня, Рина Александровна, вы о чем? Да и дел завтра: совещание, сдача проекта. Вы что, забыли?»

Но делать нечего. Позвонила.

Какое же гадство – у Эдика сломалась машина. Починят к завтрашнему утру, не раньше. Услышав ее кашель, заверещал:

– Какой поезд, Рина Александровна? Какое совещание? Вы что, хотите вслед за своим, извиняюсь, папашей? Нет, никакого водителя я искать точно не буду, я не убийца. Болейте себе на здоровье! А я как-нибудь отобьюсь. Да не волнуйтесь вы – отобьюсь, не впервой! Да и за проект я уверен, все будет нормально, – с гордостью повторил он. – А вы позвоните шефу и все объясните. Вы же старые друзья, так сказать. – Эдик противненько хмыкнул. – Ну в смысле старые знакомые.

Идиот! «Вслед за папашей», «болейте на здоровье», «старые друзья», ага. У Н. нет друзей – ни старых, ни новых. Они ему не нужны. Да, милый Эдичка неповторим. Ни такта, ни воспитания – интересно, чем занимались его родители? Но, кажется, этот дурак все же прав – надо звонить шефу. Боже, как же не хочется!

Выдохнув, Рина набрала номер Н. Он не ответил – ответила секретарша. Эту Виолетту Вадимовну, зрелую даму с повадками сторожевой овчарки, побаивалась даже Рина.

– Заболели? – делано удивилась та. – И чем, интересно?

Рина хотела было возмутиться: «А что, не имею права? Я много болела за последние пятнадцать лет?» Но в эту минуту на нее напал дикий, лающий кашель.