Добрая маленькая Яська внутри меня рыдает и умоляет остаться с ним. Но я всегда умела затыкать эту слабую сентиментальную дуру.
Единственная слабость, которую я себе позволяю, это пустить скупую слезу, глядя из окна, как Влад садится в машину. Мне жаль…нас. Так жаль, что давит в груди, и сердце колотится на грани приступа.
Но шансов остаться нет. У нас все равно ничего не получится. Слишком быстрое начало и слишком резкий провал по всем фронтам. Я не смогу делать вид, что ничего не произошло и вести себя с ним как прежде. Если останусь, то сгорю в этих отношениях дотла.
Достаю свой ноутбук и открываю почту. Мне требуется целых полчаса, чтобы набрать два простых слова.
Я согласна.
Дрожащий палец замирает над кнопкой. Еще есть шанс одуматься, повернуть назад, сохранить то, что нас есть. Стиснуть зубы, перетерпеть, побороться за наши отношения, попытаться достучаться до Влада. Можно ведь что-то сделать? Как-то же люди справляются с разногласиями и остаются вместе. Живут долго и счастливо…
Я как утопающий хватаюсь за соломинку, пытаясь удержать себя на плаву, а вокруг бушует черный океан, грозя утянуть меня ко дну. Нам не выплыть…
Я жмурюсь, задерживаю дыхание и со всей мочи бью по кнопке. Сердце сокращается с такой силой, что в ушах звенит, и кажется, еще миг и барабанные перепонки разорвутся. Мне страшно открывать глаза. Я продолжаю прятаться в спасительной темноте, мечтая проснуться, и чтобы вот этого все не было. Я хочу обратно ту свою спокойную жизнь, в которой все было просто и понятно.
Проходит, наверное, целая вечность, прежде чем я открываю глаза. На экране надпись «письмо отправлено».
Внутри все остывает и покрывается коркой льда.
Вот и все.
Хотя нет. Не все. Осталась еще одна проблема, которую надо решить перед отъездом.
***
Домой я возвращаюсь только к вечеру. Прохожу в комнату, где ночевала накануне и ложусь спать. У меня совершенно нет сил, ни физических, ни моральных. Устала. Ощущение будто весь день меня били палками — места живого нет.
Мне ничего не хочется.
Мне даже все равно, что Влад задерживается. В этот раз я не буду ни звонить, ни проверять, ни ревновать. Хватит. Он — взрослый мальчик, пусть сам решает чего хочет, где и с кем. Мое мнение все равно никого не интересует, так зачем волноваться, сотрясать воздух пустыми словами? В этом нет никакого смысла. Уже нет.
Я только слышу сквозь сон, как хлопает входная дверь, когда он возвращается, но встречать не иду. Вместо этого переворачиваюсь на другой бок, натягиваю одеяло повыше и дальше спать.
Мне чудится, что он заходит в комнату, садится на край кровати и просто сидит рядом со мной. Может мне это просто снится? Не знаю, и нет желания открывать глаза и проверять. Я слишком устала.
Утром я просыпаюсь раньше обычного. У меня начинается тряска из-за предстоящего разговора, но откладывать смысла нет. Я не могу просто уехать, не поговорив с Владом. Это будет неправильно. У нас и без того многое было неправильно. Слишком быстро все завертелось, слишком рано съехались, не успев как следует узнать друг друга. Слишком разные, а может, наоборот, слишком одинаковые и не умеем уступать. Уже не важно.
Я встаю с кровати, ежусь. Мне холодно. Снаружи, внутри, в сердце и ниже его. По привычке иду на кухню и завариваю в турке кофе. Крепкий, с одной ложкой сахара и палочкой корицы, как он любит. Прощальный комплимент.
Что-то готовлю, действуя чисто на автомате и жду, когда Швецов проснется.
Он выползает на кухню через полчаса. Растрепанный после сна, какой-то осунувшийся. У меня щемит в груди, от желания его обнять, но я держусь, потому что времена объятий остались позади.
Я наливаю ему кофе, ставлю на стол тарелку, и все это молча, потому что со словами беда. С голосом тоже. Я что-то делаю, копошусь, чтобы отвлечься, а его взгляд неотступно следит за мной, ловит каждый жест, каждое движение. Влад еще не понимает в чем дело, но уже чувствует, что между нами что-то необратимо изменилось.
— Они уехали сегодня ночью, — говорит, когда тишина становится совсем невыносимой.
— Хорошо, — я натянуто улыбаюсь, отказываясь смотреть ему в глаза. Мне надо еще пару минут чтобы собраться духом.
— Хорошо? Это все, что ты хочешь сказать?
Я стою к нему спиной, поэтому он не видит, как жмурюсь, отчаянно кусаю губы.
— Ярослава, — зовет меня, и бесполезно дальше играть в глухую и слепую.
Я поворачиваюсь к нему, смотрю исподлобья, готовлюсь. Проклятые слова комом стоят поперек горла и не хотят выходить наружу. Как сложно оказывается, быть стервой.
Влад ждет. Я не могу сейчас определить цвет его глаз. Почему-то хочется их запомнить улыбающимися, цвета теплой карамели.
— Что происходит?
— Я уезжаю на стажировку в Ранфф. Вылет завтра. Билет уже купила.
Он мрачнеет:
— Мы опять об этом?
— Да. Об этом.
— И зачем?
— Затем, что для меня это важно, — развожу руками.
— Интересно, и как ты себе это все представляешь?
— Никак не представляю. Мы расстаемся.
— Что, прости? — склоняет голову на бок, будто не расслышал.
— Ты все прекрасно понял. Не придуривайся. Я ухожу.