Я тебя ждал

Поверхность стремительно приближается, и, кажется, уже вижу мелкие камни на дороге, листья, разметавшиеся по газону, капли дождя на траве. Прикрываю лицо руками, будто это может меня защитить от смертельного падения. Жмурюсь еще сильнее. Главное не видеть! Главное этого просто не видеть! Падение с такой высоты меня просто размажет по земле, даже боль почувствовать не успею. Главное не видеть. Слабое утешение, но это все, на что я способна. Боже, как больно бьется в груди сердце, захлебываясь адреналином, кипящем в крови.

…Толчок, и я, пошатываясь, стою на дрожащих ногах.

В подземелье.

Перед глазами клубится туман. Молочно белый с серыми, переливающимися завитками. Тяжелый, густой, плотными клубами перекатывающийся из стороны в сторону.

В потных ладонях зажат пузырек с бурой жидкостью, пульсирующей в такт биению сердца. Хрупкая склянка, которую сжимаю с такой силой, что слышится жалобный треск стекла. Где я ее взяла? Зачем она мне?

Медленно, через силу иду вперед, заставляя себя приблизиться к туману. Крадусь вдоль стены, не сводя с него глаз, прижимаюсь к шершавой поверхности, когда он перемещается в сторону, натягивая цепи. Чувствую на себе неотрывный взгляд, от которого передергивает. От отвращения, страха, что морозом проходится вдоль хребта и от раздирающего чувства ненависти. Черной, тягучей, причиняющей ощутимую боль в груди.

Маленькими шагами подбираюсь к массивному кольцу, вбитому в стену, дергаю, зачем-то проверяя его на прочность. Прикасаюсь к холодной, словно вытягивающей тепло, цепи. Тяжелая, местами покрытая бурой ржавчиной. Такой можно грузовик удержать, но, тем не менее, она жалобно скрипит, когда узник снова бросается в мою сторону.

Проклятье! Что я здесь забыла? Зачем возвращаюсь, каждый раз леденея от ужаса?

Надо бежать отсюда. Он прикован намертво к стенам, надежно, так что не выбраться, не сможет меня преследовать.

Осторожность и здравый смысл внутри меня вопят, что надо убираться подобру-поздорову, пока еще есть такая возможность, но ноги сами делают шаг вперед. Как зачарованная смотрю на свою собственную руку, подрагивающую, тянущуюся к цепи.

Я не хочу ее снова трогать! Не хочу!!!

Рука замирает, и кулак сам резко сжимается, раздавив хрупкую склянку. Чувствую, как в ладонь впиваются осколки, а между пальцев течет жгучая, разъедающая жидкость. Собираясь тяжелыми каплями, стекает вниз и капает на цепь.

Металл в тех местах, куда попали капли, покрывается пузырями, шипит, плавится. Его разъедает, истончает.

Зачем я это сделала? Зачем? Цепи – это единственное, что его сдерживает.

Пячусь, не в силах отвести взгляд от дымящейся цепи. Поверхность тускнеет, темнеет, чернеет, по ней бегут миллионы крошечных трещин, пока не раздается холодный звенящий треск, эхом отдающийся в ушах.

Цепь рвется.

Два звена повисают на кольце, хрипло звякнув по стене, а стальной хвост падает на пыльный пол, испещренный замысловатыми узорами, шевелится, словно змея, в такт движениям, беснующегося узника. Теперь у него на одну степень свободы больше.

И это сделала я!!!

Что было в этом проклятом пузырьке?

Разжав ладонь, смотрю на осколки, покрытые моей кровью. Вижу небольшую бумажку, на ней слово, разобрать которое не в силах. Подношу ближе к глазам, но картинка затуманивается, становится размытой. Меня утягивает назад по коридору. И последнее, что бросается в глаза – дикое ликование, прикованного узника.

Теперь его держали всего две цепи.

Глава 8

Очередное утро.

Лежу в постели и отрешенно смотрю в потолок, размышляя о своем тяжком существовании. Не жизни, а именно существовании. Потому что иначе весь этот бред не назовешь.

Может, я действительно давно того? Сбрендила? А что, очень похоже! Может, я все так же в Москве, на квартире у Вадима. Мне не удалось от него сбежать, и он пустил меня по кругу? Друзей у него много, замучаешься подкладывать. Так, может, именно этим он активно и занялся, а я тронулось умом, пытаясь скрыться от реальности?

А что? Я даже не против. Так будет хоть какое-то объяснение всему происходящему.

Или он сдал меня куда-нибудь в лечебницу.

Хм, тоже логично. Лежу где-нибудь в клинике, привязанная к койке, обколотая, ловлю глюки про туманных мужиков, увлеченно трахающих в различных обличьях.

А может и не в клинике. Может, накурилась дряни какой-то, или напилась (кто-то же прикончил этот несчастный ликер), и дрейфую в пьяном угаре. Точно! Обдолбалась вусмерть, вот и все! И кто-нибудь потрахивает мою бессознательную тушку, пользуясь случаем. И нет тут никаких тайных тайностей и странных странностей.

От таких предположений передергивает. Фу-у-у-у.

Нечаянно задеваю ладонью по одеялу и морщусь от боли.

Порез, неглубокий неровный, и в памяти всплывает подземелье. Узник, бьющийся в цепях, и я, как блаженная, со склянкой к нему иду. Проклятье! На хрена я эту цепь сломала? Почему не остановилась?

Там теперь всего две цепи! Две!