Камни продолжали лететь со стороны города, калеча моих воинов. Я трясся от гнева и злобы на самого себя, а не на кого-то другого. Причина заключалась в том, что проучаствовав в десятках войн, взяв множество
В ту ночь я не упрекнул никого из военачальников в том, что они пережили страх, ибо испуг испытал и я сам. Мы, воины привыкли получать раны от ударов клинков, копий, стрел, секир и не боялись смерти, исходящей от всех видов обычного оружия. Однако смерть под ураганным обстрелом камнями для нас явление непривычное и поэтому поневоле вызывает страх в сердце. Самар Тархан, мой учитель фехтования, да упокоит Аллах его душу, как-то сказал: «В жизни каждого воина, неважно, каким бы отважным он не был, может настать час, когда он испытывает страх. Нет на свете такого человека, который не испытал бы в своей жизни страха по той или иной причине. Однако долг всякого мужа в тот момент состоит в том, чтобы проявить твердость духа, не метаться по сторонам, а думать о том, как устранить явление, породившее тот страх и быть готовым умереть, если выяснилось, что та угроза неодолима».
В ту ночь, хоть и испытал я страх, однако не утратил присутствия духа. Выйдя из шатра, я не стал растерянно метаться по сторонам, зная, что всегда должен показывать своим воинам и их военачальникам пример выдержки и хладнокровия. Собрав возле своего шатра бегавших в смятении военачальников, я велел им направиться в каждую из частей лагеря и лично от меня передать указание воинам покинуть его пределы, уводя с собой лошадей.
По местам падения камней я мог судить, что стоит моим воинам удалиться за черту опоясывающего лагерь рва, они окажутся в безопасном месте. Военачальники разбежались, чтобы вывести растерянных воинов за пределы лагеря, где их уже не достанут метательные устройства врага. Временами, тот или иной камень падал неподалеку от меня, при этом меня охватывало непроизвольное желание бежать как все, чтобы оказаться от них подальше. Однако долг командующего и страх перед позором твердо удерживали меня на месте, я говорил себе: «Позором будет, если войско увидит тебя, спасающимся бегством, стоит твоим воинам и их старшим увидеть тебя бегущим, пропадет уважение, которое ты заработал в их глазах, проведя всю свою жизнь в боях и сражениях, развеется слава доблестного Амира Тимура Гурагана». Я оставался возле шатра столько времени, сколько оказалось необходимым чтобы вывести всех воинов и их коней за черту лагеря, лишь после этого размеренным шагом я последовал в том же направлении, велев военачальникам передать войску, чтобы было готово отразить вероятную атаку противника.
Я полагал, что индусы после такого сильного обстрела камнями, непременно осуществят вылазку из города. На их месте, увидев беспорядок и панику в лагере противника, возникшие вследствие успешного обстрела, я бы именно так и поступил. Я не имею привычки отсиживаться в осажденной крепости, и по всем канонам военной науки, Малу Экбаль и Махмуд Халладж должны были выйти из крепости и атаковать нас. Тем не менее, хиндустанские воины так и не вышли из ворот крепости, не было видно их и потом, когда мы покинули свой лагерь.
Утром, при свете дня, мы увидев расположенные на стенах баллисты и катапульты, поняли, что стоит нам вернуться в свой прежний лагерь, мы вновь попадем под их обстрел. Обстрел в дневное время казался менее опасным, однако угроза его сохранялась и я велел, чтобы туда отправили небольшие группы воинов, которые будут свертывать палатки и переносить имущество на наши новые позиции. В тот же день, вокруг Дели возник новый лагерь и теперь, когда мы расположились подальше от городской стены, ни наши стрелы могли долететь до нее, ни их метательные машины могли достать нас.