Я — Темур, властитель вселенной

В это время нам попытался преградить путь отряд из усатых воинов-индусов, вышедших из города. Я закричал: «Инна фатахна лак фатхан мубинан!», и бросился в гущу вражеских воинов, орудуя обеими руками с зажатыми в них саблей и секирой с такой яростью, что сам удивился своей силе и стремительности. Я слышал лязг ударов копий и сабель, ударявшихся о мои доспехи. Я был так разгорячен схваткой, что кричал от возбуждения и мои воины тоже издавали грозный рев, повергая наземь вражеских воинов одного за другим. Шаг за шагом, мы приближались к городским воротам. В тот момент я не задумывался о сохранении собственной жизни. Единственным, что страшило меня было то, что ворота успеют закрыть ещё до того как мы успеем прорваться к ним и тогда нам не удастся попасть внутрь города. Однако этого не произошло и нам удалось оказаться на пороге ворот прежде, чем индусам пришла в голову мысль запереть их.

Под аркой ворот закипела яростная схватка между нами и находившимися там противником и мы, уничтожив всех, находившихся на том месте, ворвались в город. У меня не было времени ставить охрану у тех ворот, чтобы их не захлопнули за нами, охрану должен был обеспечить Кара-хан, ведущий войско вслед за нами. Кроме того, он должен был очистить от присутствия противника гребни прилегающих к воротам стен и уничтожить остатки индусского войска, находившегося за пределами города. Войдя в город, мы устремились вперед, подобно стреле, вонзившейся в сердце врага, за нами следовало многочисленное войско, ведомое Кара-ханом. Войско наше хлынуло внутрь города подобно лавине, ринувшейся в узкий проток и, затем вырвавшись на простор, разветвившейся на множество рукавов, каждый из которых несся вперед по своему пути, не теряя связи со своим главным потоком. Жители, узнав о нашем прорыве внутрь город, подняли истошный вопль; визг женщин, плач детей, крики вражеских воинов слились в ужасающую какафонию звуков, не поддающуюся никакому описанию. Я все так же продвигался вперед, ожесточённо рубя направо и налево, пока не дошел до места, где казалось, царило относительное затишье. В том месте рукоятка секиры выскользнула из моей руки, осмотрев ее при свете факелов, к ужасу своему я обнаружил, что она вся в густой крови, затем я заметил, что все мои доспехи облиты кровью, словно меня окунули и вытащили из хауза (т. е. бассейна), наполненного человеческой кровью. В тот момент я огляделся, чтобы узреть находившихся рядом добровольцев-смертников, они так же как и я, с ног до головы были забрызганы кровью. Я сказал им: «Сегодняшней ночью вы совершили самое чистейшее омовение, ибо для воина нет омовения лучше и выше, чем омовение, совершенное кровью врага». Сзади подходили остальные добровольцы-смертники, за ними — основная часть войска. Там, где мы остановились, был спокойный участок города, лишь по сторонам слышались яростные крики и лязг сталкивающихся в схватке клинков. До того момента я не замечал, что ранен. Пока левый глаз не залило кровью, я и не чувствовал рану, нанесенную мне в область надбровья под нижний край шлема.

Это натолкнуло меня на мысль осмотреть все остальные части своего тела. Я обнаружил еще по одной ране на каждом из предплечий и пять — на обоих ногах, некоторые от ударов сабли, некоторые были нанесены копьем. Я крикнул, чтобы среди добровольцев смертников провели перекличку, чтобы узнать, сколько из них осталось в живых. В результате, выяснилось, что на ногах осталось сто двенадцать человек, я был сто тринадцатым. Среди нас, оставшихся в живых, не оказалось ни одного невредимого. Я сказал: «Заливающая мне глаза кровь мешает моему дальнейшему участию в бою. Всякий, кто подобно мне, чувствует, что не в состоянии продолжать схватку, пусть выходит из боя и следует вместе со мной залечивать раны, остальные же пусть продолжают биться». Семнадцать наиболее тяжело раненных отделились от общей массы и стали рядом со мной, остальные ринулись вперед, чтобы продолжить сражение.

Поручив командовать боем своему зятю Кара-хану, я мог не обременять себя задачами командующего и люди, стоявшие вокруг, повели меня в место, где раненным оказывалась помощь. Однако пока мы шли, раны на ногах (их было пять, как упоминалось) болели так сильно, сюда же прибавилась значительная потеря крови, что я потерял сознание и очнулся на перевязочном пункте, организованном внутри города. Стало ясно, что меня донесли туда на руках и передали лекарю.

Придя в себя, я обнаружил, что с меня сняты все доспехи, на голову, руки и ноги наложены повязки.