Гани-Хурта сказал: «А если твои раненные помрут, убьешь ли ты в этом случае заложников?» Я ответил, что нет. Брахман спросил: «А если твои люди заразятся холерой и перемрут, убьешь ли ты заложников в этом случае?» Я вновь ответил отрицательно. Он спросил: «О эмир, что ты собираешься сделать с Малу Экбалем и Махмудом Халладжем?» Я ответил: «Оба они — мои заложники, обоих я увезу в Кветту, и если индусы причинят вред моим оставшимся здесь воинам, я их убью, если нет — освобожу, однако для этого должны быть соблюдены несколько условий. Следует учесть, что отказавшись добровольно сдаться и оказав сопротивление, оба они заслужили смерть. Ты заслужил то же самое, не будь ты духовным лицом, я бы предал тебя смерти, ибо ты утверждал, что я не проживу более семи лет. Ты обладаешь достаточным сознанием, чтобы понимать, что ты произнес непотребные слова и человек, оскорбивший меня таким образом, подлежит смерти». Брахман спросил: «О эмир, мои слова напугали тебя?» Я ответил: «О человек, если бы ты знал меня достаточно хорошо, то понимал бы, что смерти я не боюсь, особенно той, что могу встретить в бою».
Гани-Хурта сказал: «О великий эмир, ты не умрешь на поле битвы». Я сказал: «Однажды ты предрек мне не более семи лет оставшейся жизни, теперь утверждаешь, что я умру не в сражении. Я хочу знать, на чем основаны твои предположения?» Гани-Хурта сказал: «О великий эмир, в этой стране все знают, что брахман, всю жизнь подавляющий в себе низменные желания, воздерживающийся от животных страстей, никогда не отклонившийся от принципов, предписанных Брахмой, обладает способностью ясно видеть будущее». Я сказал: «Расскажи о своем будущем, дабы я мог узнать когда и как ты умрешь?» Брахман ответил: «О великий эмир, глаз может узреть все, кроме самого себя». Я сказал: «Мне понравился твой ответ, он очень изящен и необычен».
Во время беседы с брахманом, я услышал какую-то мольбу и стоны. Я спросил, что это за звуки. Мне ответили, что это те парии, что недавно стали мусульманами, они умоляют взять их с собой, утверждая, что если мы уйдем, оставив их здесь, индусы убьют их за то, что приняли исламскую веру. Я сказал, чтобы париев, хиндустанских неприкасаемых, перешедших в ислам, переселили в районы Хиндустана, населенные мусульманами и наделили их там землей, чтобы им было где жить.
В тот же день я отправил голубиной почтой послание Абдулле Вали-уль-Мульку, правителю Кветты, в котором велел ему присмотреть пригодные для земледелия площади, которыми необходимо будет наделить индусов-париев, принявших ислам и быть готовым получить плату за них от меня. После того, как новообращенные мусульмане обоснуются на тех землях, им следует помочь всем необходимым для занятия земледелием и расходы, связанные с этим, также необходимо будет отнести на мой счет.
После отправки голубиной почты ко мне пришел Кара-хан и спросил: «О эмир, почему сидишь и не двигаешься? Если не уйдешь отсюда немедленно, все твое войско погибнет и индусы поймут, что ты остался один, известно, как они могут в этом случае поступить с тобой и потому, следует уже сегодня выступить». Я спросил, что будем делать с заболевшими холерой. Кара-хан ответил, что их, как и раненных, следует оставить на месте, и если они выживут, то в будущем сумеют присоединиться к нам.
После того как утряслись дела, связанные с раненными и заболевшими холерой, по всему городу прошлись глашатаи, возвестившие о том, что если раненным и больным причинят вред, мы убьем всех заложников. К вечеру мы, покинув Дели, пошли назад той же дорогой, что и пришли.
Поскольку полученные мною раны еще не совсем затянулись, лекарь запретил мне садиться на коня, и потому я расположился на паланкине. Заложников и казну Малу Экбаля и Махмуда Халаджа мы расположили впереди, сами же следовали за ними.
Я знал, что на том пути отсутствуют корм и продовольствия, ибо все, что имелось, было изъято и съедено нами еще тогда, когда мы шли на Дели.