Я — Темур, властитель вселенной

Небо над Дели выглядело багровым, я ощущал резкий запах гари и было видно, что в городе бушует огромный пожар. Я знал, что Кара-хан намеренно устроил его, чтобы еще больше подорвать дух защитников. Я хотел подняться чтобы идти, однако лекарь сказал: «О эмир, не поднимайся с места, иначе растревожишь раны, края которых только начали затягиваться. Учитывая, что ты и так потерял много крови, повторное кровотечение тебя убьет, твоя пища должна состоять их каймака (т. е. сливок), чтобы восстановилась кровь». Несмотря на этот запрет двигаться, я не мог оставаться в неведении о ходе сражения, поэтому через каждые несколько минут посылал запросы о том, как складывалась обстановка. Получив сведения о захвате всех городских ворот, я приказал, чтобы, пока не будут схвачены Малу Экбаль и Махмуд Халладж, никого из города не выпускать, а после того, как они попадут в наши руки, позволить свободно уйти лишь старикам и детям, оставив в плену молодых мужчин, женщин и девушек, ибо им предстояло стать гулямами (т. е. невольник, слуга) и наложницами.

Гул битвы все еще раздавался, когда я заснул, проснувшись, я обнаружил, что наступил день, однако над городом стоял такой дым, что сквозь него не могли пробиться солнечные лучи. Оглядевшись, я увидел, что все еще нахожусь на перевязочном пункте, некоторые раненные спали, некоторые сидели, привалившись спиной к стене. Мне принесли полную касу (название глубокой чаши) каймака, пока я спал, лекарь распорядился достать его и тот продукт принесли из нашего военного лагеря, что был за городом. Гуляму, принесшему каймак, я велел отдать его одному из раненных, открывших глаза, сходить и принести ещё каймака для всех остальных раненных. Он ответил: «О эмир, удалось приготовить небольшое количество этого продукта, которого достаточно для тебя лишь одного. Нет возможности достать его для всех». Я сказал: «Иди и передай мое повеление приготовить достаточно большое количество этого продукта, чтобы его хватило для всех раненных, потерявших много крови». Вызвав лекаря, я сказал: «Передайте раненным, что для них вскоре принесут каймак». И лишь убедившись, что сказанное мною передали как следует, я отведал немного каймака. В это время пришел Кара-хан с сообщением о том, что только что был схвачен Малу Экбаль, а Махмуда Халладжа поймали еще перед рассветом. Я спросил, какова военная обстановка. Кара-хан сообщил, что в некоторых кварталах города все еще имеет место сопротивление. Я сказал: «Используйте самих индусов, пусть они прокричат сопротивляющимся, что Малу Экбаль и Махмуд Халладж пленены и потому, дальнейшее сопротивление бесполезно, если они и после этого не сдадутся, тогда убейте всех».

Кара-хан спросил, поскольку сражение длилось до рассвета, наши воины не успели поживиться военной добычей, ибо не приступали к изъятию имущества и захвату пленных, в связи с чем просил разрешения начать разграбление города. Я дал такое разрешение, еще раз подтвердив, что воины вольны захватывать в виде добычи все, что пожелают, брать в качестве своих пленников кого захотят и вся эта добыча должна быть перемещена за черту города.

Кара-хан спросил, не желаю ли я чтобы он провел меня во дворец Малу Экбаля. Я ответил, что пока битва не завершится полностью, мне там нечего делать. Кара-хан сказал так же, что для моей охраны он расставил вокруг множество воинов, опасаясь, как-бы какие-либо, пришедшие в отчаяние индусы не напали на это место и не погубили меня. К полудню были сломлены последние очаги сопротивления индусов, для меня снарядили паланкин и перенесли во дворец — бывшую резиденцию Малу Экбаля. Шествуя по улицам, я видел охваченные пожарищем улицы и дома, небо, закрытое черным дымом и трупы, валявшиеся повсюду.

Мои воины, каждый ухватив свою добычу, связав захваченных молодых мужчин и женщин, тащили все это за город. Дыма было так много, что при каждом вдохе чувствовалось как он забивал твои легкие. Начиная с полудня, в Дели уже никого не убивали и никто не оказывал сопротивления, все поняли, что оно бессмысленно. Три дня я пребывал во дворце Малу Экбаля, и только на третий день развеялся дым пожаров над небом Дели, к тому времени и я значительно окреп. На рассвете четвертого дня мой гулям, как и в предыдущие дни, принеся касу, наполненную каймаком и поставив ее предо мной, хотел было удалиться, когда вдруг ему стало плохо, его вырвало и всё, что он изверг оказалось в той касе с каймаком.

Переведя дух, гулям взмолился: «О эмир, прости меня, ибо то ужасное произошло помимо моей воли». Я ответил: «Я воин и всю жизнь привык видеть кровь и раны, вид рвоты тоже не смутит меня, выбрось содержимое этой касы подальше и принеси для меня другую».