Сегодня не их день. Анатолий выругался, открыл бензобак «УАЗа», намочил в бензине тряпку, подумал и, решив, что водитель угнанных «Жигулей» ни при чём, стёр свои отпечатки и поджёг только «УАЗ». Он оглянулся только один раз, пламя костра освещало стоявшие невдалеке «Жигули». К утру от «УАЗика» останется только обгорелый скелет.
Пешком, двадцать километров или чуть больше. Что делать, такова жизнь, смерть обычно ещё хуже.
Анатолий не ругался матом, не жаловался сам себе, он просто шёл. Шёл к городу, в рубашке с коротким рукавом, джинсах и тапочках на босую ногу. Да и кому жаловаться, если сам дурак. Машина машиной, а расслабляться не след.
Тёмное, забитое тучами небо давило, прижимало к земле. Тапочки не лучший вид обуви для длительных прогулок под открытым небом, а моросящий с этого самого неба дождь вообще не располагает к прогулкам.
«Хреново», – подумал Анатолий и, поскользнувшись на мокрой земле, потерял одну тапку. Поиски не принесли желаемого результата, и Анатолий похромал дальше.
Судьба явно насмехалась над ним – через сто метров яма, попавшаяся на пути, поглотила вторую тапку. Анатолий выругался нецензурно, правда, про себя, не вслух, и пошёл дальше, ежеминутно поскальзываясь и запинаясь.
«Ничего, – думал Анатолий, – ещё три километра полем, а там до леса рукой подать. Километров пять лесом – вот он и город, если дойду. А куда денешься, надо!»
И Анатолий шёл, скользил в темноте на мокрой земле и молча, сжав зубы, шёл. Под мокрыми пятками противно хлюпала грязная земля, просачиваясь сквозь замёрзшие пальцы. Лето летом, но босиком – это вам не по сухому песочку на пляже.
Где-то вдалеке залаяла собака, вторая, громче и громче. Анатолий вздохнул с облегчением. Или деревня, но скорей всего он вышел правильно и это окраина города.
Через пятнадцать минут кульбитов под проливным дождём, который никуда не спешил, Анатолий вышел к забору. Или деревня, что ж, по крайней мере, уже что-то. Как говорят, отрицательный результат – тоже результат. Собака надрывалась совсем рядом, в метре, за тонкими мокрыми досками. Анатолия сей факт нисколько не радовал.
Настроение по шкале Цельсия падало вниз, пропорционально растущей злости. Анатолий поскользнулся в очередной раз, выругался почти нецензурно и послал дождь к чёрту.
Потом разошёлся и, используя различные идиомы вперемежку с ненормативной лексикой, высказался вслух, что он по этому поводу думает. А думал он много чего!
Дождь наконец-то утих, а потом и вовсе кончился, словно кто-то большой и невидимый сжалился над одиноким путником и перекрыл кран. Измазанный по… в общем, вам по пояс будет, Анатолий плюхнулся в очередной раз в очередную лужу, обнаружил в ней своё перемазанное… язык не поворачивается сказать – лицо, и понял, что скоро рассвет. Побледневшая к утру луна и гаснущие звёзды подтвердили его догадку.
Действительно, небо серело на востоке, там, где ему и положено, близилось утро нового дня. Анатолий поднялся на синих от холода ногах с комьями кое-где засохшей грязи и удовлетворённо чихнул. Да, он сделал это! Хотя чему, собственно, радоваться, просто окраина города, к тому же, по всем нехорошим признакам, – явно противоположная. Облом.
Но Толику ли быть в печали, ему ль, отпахавшему под проливным дождём столько вёрст, в тапочках, а впоследствии без оных, расстраиваться из-за такой мелочи. И Анатолий, постояв минут пять в мучительном раздумье и как бы в ожиданье чего-нибудь светлого, задумчиво покачался на одной ноге и пошёл вокруг злополучного города.
Устюгин Иван Иванович в тяжёлое утро понедельника предпринял попытку пойти на работу. Здоровье позволяло, температура упала практически до нормальной, болевшее горло и кашель для железного мента не в счёт. Но проблема была: как ни странно, дверь его квартиры не хотела открываться.
Утюг почесал репу и разозлился. Он всегда злился, когда опаздывал на службу. И хотя такие дни за годы его службы выпадали крайне редко, он не любил вспоминать о них, поэтому и злился.
– Суки!
Вообще-то Иван Иванович редко ругался наедине с собой, и никогда матом, но сегодня могло дойти и до нецензурщины. В происходящем нынешним утром Утюг нутром чувствовал чей-то умысел, причём умысел злой.
Осмотр лестничной площадки в дверной глазок не дал видимых результатов, то есть он не дал результатов вообще по причине отсутствия видимости. Какие-то нехорошие люди залепили глазок жевательной резинкой.
Утюг принюхался и сделал вывод, достойный самого Шерлока Холмса, – «Дирол». Нет, он не умнее всех и не лучший сыскарь всех времён и народов, просто ему так показалось. Ура дедуктивному методу!
Устюгин собрался нехорошо выругаться, но передумал и пошёл по направлению к балкону. Четвёртый этаж. Иван Иванович не был каскадёром, но высоты не боялся и смело шагнул через перила. Закрепившись на внешней стороне балкона, он немного подумал и стал постепенно сползать вниз.
Кое-как Утюгу удалось не сорваться и, немного покорячившись, он оказался на третьем этаже, постучал, в стекле балконной двери нарисовалось удивлённое лицо соседки снизу.