Я. Ты. Мы. Они

— Не знаю. Мне это кажется уже чем-то вторичным, ведь главное было принять решение?

— Это тебе сейчас легко говорить. Пока ты с детьми там, где ты есть. А Чернов тут в Москве. А если он решит детей делить? Имущество? Ты вообще на что жить собираешься? И не говори, что сама заработаешь. Максимум себя и хомяков прокормить сможешь.

— Он не будет со мной детей делить, — уверенно говорю я. — С деньгами так же. Он мне их еще навязывать будет. По крайней мере, не позволит, чтобы дети хоть в чем-то нуждались.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Санька, ты какая-то блаженная, вот честное слово, — вздыхает Лена. — А если его та баба в оборот возьмет? Как там ее… Олеся? Знаешь, какие они нынче прыткие эти профурсетки?!

— Ничего не будет… Лен, ну как это объяснить?… Я просто знаю, что он никогда так не поступит со мной.

— Он уже тебе изменил!

Голос у подруги очень строгий, только сейчас понимаю, что по ходу дела она сама очень на Сашу зла. Раньше я как-то этого не замечала, казалось, что все ее силы направлены на поддержку меня, а до Чернова, как такового ей дела не было. А тут смотри… Чуть ли не монстра из него делает.

— Это другое. Мы для него все еще его семья, и он нас до последнего оберегать будет, и защищать тоже. Как бы он на меня не разозлился, он никогда не позволит, чтобы со мной что-то случилось. Тем более, не сделает специально то, что заставило бы страдать ребят.

— И все-таки ты все еще ему доверяешь, — выносит свой вердикт Лена.

Сентябрь набирает свои обороты. Времени нет ни на что. Разбудить детей — накормить всех завтраком и в школу — собраться самой — пережить уроки — добежать до дома, собрав по пути все магазины — поставить готовиться ужин — приготовиться к следующему дню — собрать детей в кучу— поужинать — проверить уроки — спать. Устаю так, что к вечеру просто звездочки из глаз летят. Мне везет трижды: парни сами попеременно гуляют с собакой, девочек из школы забирает мама и отвозит их в театральную студию, а потом возвращает их домой, на тренировки все ездят сами.

Иногда я лежу ночами на своем диване в кухне и слушаю, как капает кран. Мне бы давно спать, только вот сон не идет от слова совсем. Именно в эти моменты меня нагоняют мысли о себе и Саше. Днем так легко от них скрываться, а вот ночью… Ночью они мне мстят, завладевая каждой клеточкой моего воспаленного мозга. У меня в голове снаряд. Кажется, так говорит Лена.

Через раз хочется написать Саше. Просто спросить: «Как ты там». Пусть не отвечает, но я увижу, что он прочитал сообщение, и буду знать, что он есть. Такая дикость. Вот он молчал почти все лето, но я знала, что мы есть в жизни друг у друга. А стоило мне поставить точку, как его не стало. Но разве не этого я хотела? Научиться жить без него. Научилась? Вот и он тоже об этом спрашивал. Если б еще Саша не стоял невидимой тенью за всем, что есть в моей жизни. Он был в наших детях, в их внешности, в их духе, в их разговорах и мыслях. Он был в этой квартире, где сами стены были пропитаны его присутствием. Я все еще помню, как он постоянно стукался об вон тот косяк, когда мы жили здесь, или вешал вот эту полку, или помогал мне выбирать обои, уже живя в Москве. Он был в школе: в немом вопросе Просто Веры, он шел легкой тенью со мной по коридорам, либо смотрел на меня с упрямым вызовом. И пусть это были мои воспоминания, но это не делало Сашу менее реальным.

Что же мы наделали? Что сделал с нами ты? Что сотворила с нами я?

Так я и живу в круговороте дел днем и тону в своих мыслях ночью.

Кап-кап-кап. Как тот кран, который все время капает, так и моя душа, все время где-то протекает, как бы сильно я не затягивала.

Мы отучились месяц. Я уже освоилась в роли учителя. По крайней мере это интересно, хоть и не всегда получается. Дети разные, классы разные, уроки и те, все разные. Школьники привыкают ко мне, с кем-то я уже болтаю на переменах, а с кем-то воюю на уроках. Хорошо, что Лил Пипа больше можно не вспоминать, обходимся Нирваной и Металликой.

Был октябрь и была суббота. Девочки с Кирюхой отсыпались, а вот старшая банда наоборот умотала куда-то пораньше, заявив, что надо перетрясти какие-то дела перед уроками. Я не спеша брела в школу. Рабочие субботы не напрягали, все равно отдохнуть не получалось. Во-первых, парней надо было кормить завтраком, да и проконтролировать, чтобы они в принципе в школу проснулись. А, во-вторых, кто знает, что мне в голову придет в минуты затишья? Нет, уж лучше работать. А в воскресенье можно разбирать квартиру от недельного запустения и опять готовиться к урокам.

Итак, тридцатитрехлетняя я шла в школу. Все такая же высокая, взъерошенная и ни разу не балерина, хотя возможно бабуля в своей Германии все еще об этом мечтала.