Второй урок пришелся на 5 «В», где дети нехрена не знали, но зато были разговорчивые и в целом очень даже душевные.
После 6 «В» и 6 «А», я задумалась о том, насколько это правильно, что детей бить нельзя? Не скажу, что они все были глупые, но ор на уроках стоял такой, что мне честно хотелось кого-нибудь учебником прибить. После 7 «А» я окончательно убедилась в своем желании уволиться.
Последним на сегодня в расписании шел 8 «В». Мне еще на перемене от одного взгляда на них захотелось спрятаться в домик. Во-первых, у детей на лбу было написано, что им вообще ничего не надо. Не то что мой английский, но и вся остальная школа могла смело гореть в аду. Во-вторых, в глазах у народа читался такой яростный вызов, что сразу же хотелось съежиться.
Вспомнились слова Анюты, что тут главное не бояться, дети это чувствуют.
«Они как Рома, они как Рома», — как заведенная повторяю я про себя. Главное помнить об этом. Рому же я как-то в узде держу?
Звенит звонок. Я в шестой раз за сегодня выхожу к доске и начинаю свою заученную речь:
— Добрый день, меня зовут Быстрицкая Александра Сергеевна, с этого года я буду вести у вас английский язык. Мне приятно вас сегодня всех видеть.
Двенадцать пар глаз со скептицизмом рассматривают меня, ну хоть слушают, и на том спасибо. Мы проводим вялую перекличку. Осторожно начинаю прощупывать наличный уровень знаний, который в большей степени сводится к «Май нейм ис…» и «Москоу ис зе кэпитал оф…».
А потом приходит оно. Нечто патлатое, в мешковатых штанах, толстовке и огромными наушниками. Заходит, без здрасти и прочих вежливых прелюдий, и уверенным шагом направляется к одной из парт.
— День добрый. Вы нам ничего сказать не хотите? — с некой долей сарказма интересуюсь я.
Оно. Ну ладно, ладно, он. Парень с вызовом рассматривает меня, а потом беглым речитативом выдает мне:
— Do you remember when we were both sixteen? You had that shallow heart and I had those big dreams…*
*Помнишь, как нам обоим было по шестнадцать? У тебя было пустое сердце, а у меня — большие мечты…
— And I'd do anything that you would ask from me**, - всплывает в голове знакомая строчка. Кто из пацанов слушал эту дрянь, точно не помню. Наверное, все же Рома, но главное, что запомнить, я запомнила.
**И я делал все, о чем ты меня просила.
Парень удивленно смотрит на меня, а вот весь остальной класс заметно оживляется. Паренек уже готовиться продолжить нашу музыкальную дуэль, но я обрываю.
— Это, конечно, замечательно, что вы готовы выполнить любую мою просьбу, но давайте все же воздержимся, и не будем выносить никому мозг, особенно вам.
— Че?
— Ну там Лил Пип дальше читает часть про то, что готов вынести себе мозг ради девушки, или я ошибаюсь?
— Вы знаете кто такой Лил Пип?
— Я много чего знаю.
Хочется пошутить, что так то я еще на японском материться умею, но что-то мне подсказывает, что это плохая идея.
Итак, детским вниманием я завладела, любопытством тоже. А вот что дальше делать, хрен его знает. В целом урок мне понравился. Дети, конечно, английский на уровень восьмого класса не знают, впрочем, на уровень пятого тоже. Но контакт, кажется, установлен. Если в дальнейшем залоги учить не захотят, буду им рэп читать. Надо хоть у сыновей спросить, есть там что-нибудь интересное или нет.
После уроков высиживаю совещание коллектива и бегу домой, готовиться к следующему дню. У меня есть пара часов, прежде чем мама приведет близняшек. Она порывалась с ними делать домашнее задание, но я пока решила, что хочу сама.
Дома обнаруживается один Рома.
— Где все?
— Где-то…
— Ты сегодня крайне исчерпывающий.
— А ты опять глупые вопросы задаешь. Где все могут быть? Стасик на футболе, Кир кроликов своих кормит, а Дам, надеюсь, рожу кому-нибудь чистит.
— Роман!
— Ну что Роман.
Кто-то не в настроение.
— Что случилось?
— Ничего, — отрезает ребенок. А дальше выпаливает текст, не давая вставить мне ни одного вопроса. — Ничего не случилось. Точно ничего. Уверен. Абсолютно.
Остается только качать головой.
— Ну и язва же ты.
Сын только руками разводит.
Быстро ставлю запекаться мясо, потом времени заниматься ужином не будем. Достаю свои программы, учебники. Будем писать план на завтра. У меня, правда, уже есть конспект занятий, но попробую откорректировать его, исходя из наличных возможностей детей.
Через пол часа в дверях появляется Рома.
— Ром, какую песню Лил Пипа можно с восьмым классом на уроке разобрать?
— Тебе никакую.
Не могу понять, злиться он что ли на меня.
— Ром?
— Нет, ну правда. Ты его слушала?
— Ну так, фрагментарно.
— Это мы просто берегли твои чувства, и включали самое приличное. Если ты не хочешь знать, кто кого куда насадил и прочие интимные подробности… то не стоит, — неожиданно рассудительно поясняет он.
— А что тогда включить?
— Пройдись по классике. Думаю, что Нирвана даже самым убитым гомикам зайдет.
Я продолжаю сидеть над учебниками, а ребенок стоит у меня над душой.
— Что случилось то?
— Говорю же ничего.
Вот как он сам себя то терпит. Ладно, пойдем длинным путем.
— Уроки сделал?
— Угу.