Я взлечу

Сонни выходит с кухни с огромной пачкой «доритос», упаковкой шоколадного печенья и несколькими банками спрайта.

– Правда. Скорее всего, дело кончится тем, что тебя обвинят во всех грехах, а этих оправдают. – Малик кусает ноготь. – Жаль, что запись никак нельзя ис… Сонни, чего это ты мою еду ешь?

Сонни запихивает в рот печенье целиком.

– Друзья всегда делятся.

– Не настолько ты мне друг.

– Ну спасибо, Малик, – отвечает Сонни. – Как ты щедр, конечно, я съем все ведерко мороженого из морозилки.

Я прыскаю. Малик кривит губы. Сонни, ухмыляясь, снова уходит на кухню.

Малик садится на край дивана.

– Бри, можно я кое о чем спрошу? Только не взрывайся сразу, ладно?

– Ты так говоришь, как будто я все время вз…

– Ну да, – в голос говорят Малик и Сонни, который вообще на кухне.

– Да ну вас! Спрашивай.

– Если бы можно было выпустить видео, но на твоих условиях, ты бы согласилась?

– На каких это моих условиях?

– Ты говорила, что уже высказалась про Лонга с Тэйтом в песне. А что, если мы возьмем твою песню и покажем, что с тобой сделали?

Возвращается Сонни с полукилограммовым ведерком мороженого и тремя ложками. Мне даже руку за ложкой протягивать не приходится.

– Типа клип на песню сделать, да? – спрашивает он.

– Точняк! – щелкает пальцами Малик. – Можно на каждую строчку показать кадры из моей документалки, чтобы люди поняли, о чем песня. А потом на строчке «Ты валишь меня на пол»…

– Показать то видео, – договариваю я. Охренеть. А ведь может сработать!

– Именно! – говорит Малик. – Тогда и всякие идиоты поймут, о чем песня, и события в школе получат огласку.

Хочется его обнять. Реально. Он не сказал, что понял слова песни, но именно это и сказал. По сути – что он понял меня. О большем я и не мечтала. Ну, вернее, когда-то я мечтала кое о чем большем, с рейтингом даже ниже PG-13, но не будем об этом.

Как вы думаете, обнимаю я Малика? Хрен там! Я бью его кулаком.

– Это тебе за то, что ты раньше про песню говорил!

– Эй! – Он потирает пострадавшую руку. – Полегче! Я с самого начала понял, о чем она, просто не хотел, чтобы все остальные не то подумали. Не стану говорить, что я предупреждал… А, к черту, я предупреждал!

Я поджимаю губы. Как же ожидаемо…

– Но потом я обдумал то, как приняли песню в школе, и понял, что ты права. Бризи, ты уже высказалась и за себя, и за нас. Не твоя вина, если кто-то не понял. Так что, – спрашивает он, – может, наведем немножко шума?

Двадцать один

Мы конкретно наводим шум. Через несколько часов из документалки Малика получается клип на мою песню. Например, на словах «при нас стволы» на экране появляются ПСы с несколькими стволами за поясом. Лица Малик замазал.

К строчкам «Мы не палили, но скоропалительно мокруху нам шьет обвинитель» мы подобрали отрывки из новостей об убийстве того парня.

«Вы наблюдатель. Что, я буду барыжить, палить, с бандой дела мутить?» – читаю я, а на экране запись, когда-то тайком сделанная Маликом в магазине комиксов: как за нами ходит продавец.

И, как мы и планировали, на словах «Ты валишь меня на пол, бля, это чревато» идет запись из школы.

Сможет ли наше видео переубедить Эмили и ей подобных? Едва ли. Их, наверно, ничто не переубедит. Они никогда не поймут – они и не хотят понимать таких, как я.

Ну и ладно. Пусть у них хоть сердечко пошалит от страха.

Мы загружаем видео на ютуб, и у Сонни вибрирует телефон.

Взглянув на экран, он не вставая с дивана закатывает целую истерику:

– Ну блин, папка требует, чтобы я пошел домой и пас гремлинов!

Я бью его подушкой по лицу:

– Не обзывайся на сестренок!

У Сонни три младших сестры. Кеннеди десять, Пэрис семь, Скай четыре годика. Они такие милашки, если бы можно было забирать себе чужих сестер, я бы так и сделала. Сонни их обожает… а сидеть с ними – нет.

– Ну они же правда гремлины! – повторяет он. – На днях я болтал с Шустрым, а они…

– Стоп, стоп, притормози! – Я выставляю вперед руки. – Думал вбросить эту новость и забыть? Ну уж нет! Ты снова болтаешь с Шустрым?

У Сонни густо розовеют щеки.

– Ага, мы даже созвонились. Вот этот вот парень, – он показывает на Малика, – уговорил меня признаться, почему я его игнорил.

Малик изображает поклон.

– Рад помочь.

– Короче, я написал Шустрому, что мы нашли его IP-адрес и узнали, что он живет не в Саду, – рассказывает Сонни. – Он попросил созвониться. Я согласился. Он мне напомнил, что никогда и не говорил, где живет. Я сам додумал. Но он сказал, что на моем месте тоже бы занервничал. Мы долго болтали.

Слишком мало подробностей!

– Что он еще рассказал? Как его зовут? Какой у него голос?

– Какая ты любопытная! – вздыхает Сонни. – Все тебе перескажи. Вообще-то это личное!

– Ага, у тебя появилась личная жизнь! – двигаю я бровями.

Малик тоже двигает.

– Похоже на то.

– Зато у вас ее явно нет, а то бы не лезли в мою, – отвечает Сонни. – Мы болтали обо всем и ни о чем. Странное дело… Мы так заговорились, что я даже не спросил, как его зовут. И он меня не спросил. Но мы обошлись и без имен. Я столько о нем знаю, что имя мне не нужно.

Я что, улыбаюсь? Ага, как безумная. Тычу пальцем ему в щеку, как он тыкал меня, когда шутил насчет Кертиса.