Я ж не только мать. Дарить любовь, не изменяя себе

Вот я вам уже рассказывала в главе про еду, как мы с детьми обычно ходили по магазинам. Покупали мы много, выбирали с толком, потом все эти пакеты муторно разбирали, раскладывая по банкам, полкам и заталкивая в холодильник. В одну из таких суббот мы с Гришей этим и занимались: он выкладывал все покупки из пакетов на кухонный стол, а я раскладывала продукты по нужным местам. И вот на моих глазах семилетний Гриша достает коробку с яйцами. Мы обычно покупали большую, сразу на тридцать штук. Большие такие, высший сорт, самые крупные, в зеленой упаковке. А дальше как в кино: на своем пути к поверхности стола коробка чуть накреняется, потом еще чуть-чуть, затем делает небольшой кульбит и стремительно движется к полу, попутно задевая рядом стоящий стул. Всего три секунды, и на тебе: растекшиеся ровными лужицами желтки по всему полу. Из тридцати яиц уцелели всего два. И ладно бы все яйца разбились на полу, так нет же, часть из них приземлилась на подушку стула.

В общем, катастрофа яичного масштаба. Что хочется сказать ребенку в этот момент? «Ну что за руки-крюки у тебя, ну как так можно делать, ну сто раз же просила быть аккуратнее, никакого толку от тебя, и как мы теперь, сколько денег потрачено впустую!» Что из этой тирады вынесет для себя ребенок в первую очередь? Что у него руки-крюки. То есть этими самыми руками он не способен сделать ничего путного – более того, никогда не будет способен ни на что выдающееся. Чувствуете? Эти чертовы яйца перечеркнут веру человека в свои способности в принципе. Идем дальше: «сто раз просили», «никакого толку», «все впустую» – я бы на месте человека, слышащего такие слова в свой адрес, больше ни за что бы не ринулась помогать, да и вообще о всяком своем добровольном участии в каком-то общем деле постаралась бы забыть – себе дороже.

Поэтому в таких случаях я всегда выбираю не условные яйца, а ребенка. Конечно, скрыть свое расстройство у меня не получилось – ну правда жалко двадцать восемь разбитых яиц, да еще и чистить подушку, и пол мыть. Все уставшие после магазина, вот радость-то. Но в остальном я все оставила при себе, протянув лишь «блиииин, Гриш».

Нет ничего хуже сказанных впроброс, без особого внимания и значения, фраз, которые остаются с ребенком на всю жизнь, мешая получать от нее удовольствие в полной мере. Знаете, что еще хуже, чем «руки-крюки»? Фраза «У тебя что, руки не из того места растут?»

Я вяжу всякие интерьерные штуки и заражаю этим увлекательным занятием других. И вот мне часто пишут в комментариях – как здорово у вас получается, я бы тоже хотела научиться вязать такой плед, но у меня руки не из того места растут. И это не разовый случай, это укоренившееся в языке выражение, которое мы слышим с детства. То есть один раз этой девушке сказали в детстве – допустим на уроке труда, – что руки у нее растут не из того места, и все, она теперь и подступиться боится к рукоделию: зачем пытаться, ведь известно все уже про свои способности.

Каждый раз, когда мне в порыве недовольства хотелось что-то сказать ребенку, я вспоминала эту девушку – тут же появлялся в голове сигнал «Не навреди!». Рекомендую, отличный способ для здорового общения с детьми.

Еще каждый раз подмывает с кем-нибудь сравнить ребенка. Знаю, каково это, не понаслышке к сознательному возрасту я точно знала, что умная и вообще большая молодец, но не такая умная и молодец, как старший брат – он и читать научился сам в четыре года, и газетки потом почитывал вместо сказок, и в школе хорошо учился, и в университет с первого раза (а я-то со второго) поступил. Так что вроде и уверена я в себе, а тень брата всю жизнь со мной. Поэтому своих детей я никогда ни с кем не сравниваю: ни с более или менее успешными одноклассниками, ни друг с другом. А вот с собой сравниваю, но всегда в одном ключе: «Да, это у тебя явно от меня, но вдруг тебе удастся это перебороть и стать лучше, чем я?»

Здоровый контакт предполагает еще и уважение, причем взаимное. И тут я четкий сторонник честной игры с обеих сторон. Если уважаю я, то уважают и меня. Если я четко придерживаюсь правил, то вправе ожидать такого же поведения от ребенка. Мата и в моей повседневной речи, и в речи мужа было немного, но он всегда был. При детях мы сдерживались, но иллюзий, что именно поэтому дети будут разговаривать на чистом литературном языке, у нас не было. Моя мама забирала детей из младшей школы, поэтому часто бывала днем у нас дома. Помню ее эмоциональный рассказ о том, как Гриша «громко говорил с другом по телефону» (громко говорил, ага) и сколько нецензурных выражений – причем в каких-то изысканных конструкциях – он употребил. Это был тот же период примерно, что и разбитые яйца, значит, лет семь-восемь. Что мне было делать? Проводить лекцию о чистоте языка? А как при этом объяснить, зачем ругаешься матом сам? Я не ханжа, предпочитаю быть, а не казаться – так проще жить. Поэтому разговор с детьми тезисно выглядел так:

• мы с папой ругаемся матом;

• вы, судя по всему, тоже практикуете;

• мат должен быть уместен, но почти всегда это неуважительно к окружающим;