Я ж не только мать. Дарить любовь, не изменяя себе

Детей чаще всего зовем по именам. В приступах нежности в ласковой форме, например Гришуня. Старшего сына в совсем младшем возрасте звали Бусинкой и всяческими производными от этого слова – из-за больших круглых глаз-бусин. Но в какой-то момент он сам попросил перестать его так называть, потому что «уже взрослый». Тогда ему лет пять-шесть было. Для меня самой, кстати, это тема больная, потому что в детстве меня очень долго звали «домашним» именем, производным от Оли, которое со временем стало страшно меня раздражать. Но еще долгое время после этого меня звали этим дурацким именем, даже несмотря на мои неоднократные просьбы этого не делать. Обращение «сын» обычно используется в случаях, если дети косячат и надо призвать их к ответственности. Каких-то специальных детских слов в нашем языке не появилось, только поначалу, когда дети выдавали всякие забавные слова. Но от уменьшительно-ласкательных суффиксов меня с души воротит просто, поэтому никаких «супчиков» и «котлеток». Хотя когда дети были совсем маленькими еще, злополучное «кушать» все-таки иногда проскакивало в речи, это да. Но не очень часто».

Мария, 26 лет, годовалый ребенок

В разговоре с кем-то всегда называю сына по имени, в разных формах. Когда зову его – тоже, хотя иногда проскальзывает «сынок», да. А вот в семье в самом узком смысле этого слова (муж, я, сын) как только не называем. Всякие прозвища у нас активно практиковались и до появления ребенка, поэтому тут изначально было без вариантов. Доходит до очень странного иногда: от «сладкого абрикоса» до «дяди Пети», хотя сына зовут Мирон. Наш язык не сильно изменился, уменьшительно-ласкательные суффиксы я и до рождения ребенка использовала. Может, что-то проскальзывает случайно, но стараюсь не перебарщивать с этим. Со словом «кушать» у нас пятьдесят на пятьдесят: в половине случаев говорю «кушать», в половине – «есть», но хочется постепенно избавиться от этого слова.

Анна, 44 года, трое детей четырнадцати, одиннадцати и девяти лет

«Кушать» или «есть» – вообще не придаю значения этому. Могу то так, то так сказать. А вот все эти «доченьки» и «сыночки» не переношу. Вот эти все слюни, не могу прям.

Когда муж называет Алису «доча», у меня дергается глаз. Видимо, его это радует, потому и называет ее так при мне. Язык не изменился: морковка она и есть «морковка», а штаны «штанами» и остались. Хотя вот свекровь говорит детям «свеколка» – вот тут я про себя взрываюсь.

Наталья, 35 лет, детей нет

Помню, что мы сели втроем с родителями за стол, и мне сказали, что папа от нас съедет, что родители не разводятся, но вот нужно пожить раздельно. Никаких разговоров про чувства и их угасание не помню. Мне было лет четырнадцать. Я бы не сказала, что это была проблема для меня, мне вообще было не до этого: пьянки, гулянки, друзья.

Никакого дискомфорта мне эта ситуация не доставляла. Родители продолжали нормально общаться, все было хорошо. Не знаю, что было бы, если бы они продолжали жить вместе. Наверное, стало бы заметно, что все не очень.

Я помню, промелькнула мысль, что было бы прикольно пожить с папой. Не знаю, как мне пришла в голову эта идея. Но я подумала, что маме будет от этого плохо, и передумала. При этом я была в какой-то странной обиде на маму, мне казалось, что этот развод – ее инициатива, что если бы не она, то все было бы по-прежнему. Вообще, я сейчас думаю, что маме было сложнее всего из нашей троицы: папа съехал, и она осталась наедине со мной, со сложным подростком.

Александр, тридцать три года, детей нет

Мои родители – в особенности мама – никогда не были против уменьшительно-ласкательных суффиксов. «Ласковым» было все вокруг: от еды до канцелярии. А уж слово «кушать» и вовсе часто звучало как «кушаньки», причем мама до сих пор может так сказать (а я уже не подросток).

Про претензии к слову «кушать» я услышал только после переезда из родного города в Москву. До этого мне и в голову не приходило, что его избегают. Кажется, дядя (брат мамы) тоже говорит «кушать», а значит, что слово использовали еще мои бабушка и дедушка. Я не вижу ничего плохого в этом слове. Возможно, здесь дело в диалекте: на Урале его никто не стесняется (по крайней мере, никто из моих знакомых и друзей). Так что я бы отнес его к регионализмам.

А что касается имен для детей, то для мамы и папы я всегда был «сынок» и «сыночек». Ничего из этого меня не коробило, даже на людях. По имени меня называли, но ничего сверхъестественного. Какого-то особенного имени, которое было только дома, у меня нет. При этом у меня никогда не было ощущения, что со мной сюсюкаются. В таких выражениях я вижу нежность и любовь, а готов ли ее сам проявлять к своим детям, будет видно.