Читаем Я — Златан полностью

Адреналин витал в воздухе. Я дрожал. Когда все это закончилось, я посмотрел на Мино. Он не отставал более чем на десять метров. В такие моменты он был для меня всем. Мы вместе зашли в раздевалку и посмотрели на все имена на стене: Месси, Хави, Иньеста, Анри, Максвелл. И мое — Ибрагимович. Я снова посмотрел на Мино. Он был поражен. Как будто он стал родителем. Никто из нас не мог тогда полностью осознать происшедшее. Все было гораздо круче, чем мы могли это себе представить. Затем мне пришло сообщение. Кто же это был? Это был Патрик Виейра. «Наслаждайся, — написал он. — Это не с каждым происходит». Можно слышать разную хрень от разных людей. Но когда ктото типа Виейра посылает тебе такое сообщение, ты понимаешь, что стал частью чего-то невероятного. Я присел, чтобы спокойно подышать.

Впоследствии я сказал журналистам: «Я самый счастливый человек в мире! Это лучшее событие моей жизни после рождения сыновей». В подобных ситуациях такие вещи говорят все спортсмены. Но я не лукавил, так действительно и было. Событие было очень большим. Я поехал в отель Princesa Sofia. И его осаждали фанаты, для которых делом всей жизни было получить шанс увидеть меня, сидящего в лобби и пьющего кофе.

Неудивительно, что той самой ночью мне было очень трудно заснуть. Я не контролировал тело, да и рука болела. Хотя, я долго об этом не думал, потому что и без этого было, о чем подумать. Я никак не мог предположить, что уже завтра, при медосмотре,

возникнут проблемы. Это обычное дело при смене клуба — тщательное обследование. Вес, рост, количество жира в организме, готовность к матчу.

На обследовании я сказал: «Рука болит». Мне сделали рентген.

Рука оказалось сломанной. Перелом! Безумие. При смене клуба важно пройти предсезонные сборы, чтобы узнать партнеров по команде, их стиль игры. Это вообще не должно было обсуждаться, и решение надо было принять быстро. Я поговорил с Гвардиолой, с тренером. Он казался приятным и сказал, что сожалел о том, что его не было на официальной презентации. Он был в Лондоне. Как и все остальные, он заявил, что мне нужно прийти в форму как можно скорее. Они не хотели рисковать, поэтому было решено сразу прооперировать меня.

Ортопед вживил две стальные пластины в руку, чтобы зафиксировать перелом и ускорить восстановление. Тем же днем я полетел в тренировочный лагерь в Лос-Анджелесе. Абсурдно, в каком-то смысле — я ведь вот только что тут был. C «Интером». Теперь я летел туда в новой команде и с огромным гипсом на руке. До полного восстановления должно было пройти три недели. По меньшей мере.


ГЛАВА 24

Нам предстояло сыграть с мадридским «Реалом» на «Камп Ноу». Это было в ноябре 2009-го. Я 15 дней отсутствовал. У меня все еще были боли в бедре, поэтому я начинал на скамейке, что, конечно, меня не радовало. Не каждый день все-таки Эль Класико. Давление сумасшедшее. Настоящая война. Газеты выпускают специальные дополнения, страниц по 60. Ни о чем другом больше не говорят. Большие команды, заклятые враги.

Я хорошо начал сезон, несмотря на небольшой перелом руки. Я забил 5 голов в первых 5 матчах чемпионата и имел высокие оценки. Неплохо. Было понятно, что нужно показывать себя именно в Ла Лиге. «Реал» и «Барса» потратили почти два с половиной миллиарда шведских крон на Кака, Криштиану и меня, что помогло обставить Серию А и АПЛ. Ла Лига была на коне. И все должно было быть замечательно. Так я думал.

Даже на предсезонных сборах, когда я бегал с гипсом, я стал частью этой банды. C языком было, конечно, непросто, поэтому я тусовался рядом с теми, кто говорил на английском, с Тьерри Анри и Максвеллом. Но ладил я со всеми. Месси, Хави и Иньеста — славные ребята. Эта низкорослая троица была легка как на поле, так и в общении. Не было ничего вроде «Я тут самый крутой», и этих бесконечных показов мод в раздевалке, которые я встречал в Италии, здесь тоже не было. Месси и компания обычно ходили в тренировочных костюмах и были довольно скромны. Но было одно но. Гвардиола.

Он выглядел как обычно. Подходил пообщаться со мной после каждой тренировки. Он хотел помочь мне влиться в коллектив, ведь у клуба действительно специфическая атмосфера. Это сразу чувствовалось. Что-то похожее на школу, как «Аякс». Но это «Барса», лучшая команда мира. Я ожидал увидеть здесь другие настроения. Но здесь все были тихими и вежливыми командными игроками. Иногда я думал: но ведь эти ребята суперзвезды, почему же они ведут себя как школьники? Хотя может это и хорошо, а я просто не понимаю. Но меня все же интересовало: как бы эти ребята выглядели в Италии? Как боги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное