Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

поплакаться у неё на груди. — Считаешь, я недостаточно хорошо утешила несчастненького в тебе? Но что было — того не вернёшь, так что смотри на младшего брата. Он лучше тебя, Райнеро Рекенья. Он не нуждается в утешении. — Утвердив руку на плече Гарсиэля, она будто воссоздала семейный портрет, и старшенькому не нашлось на нём места.

— В утешении блицардской шлюхи он действительно не нуждается, — ублюдок кивнул и вдруг подался вперёд, тыча себя в грудь: — Я — его старший брат, я — его опекун, и не думаешь ли ты, что я отдам его тебе, обезумевшей тётке?!

Хенрика только моргнула, а между ней и озверевшим племянником щитом встал Гарсиэль:

— Райнеро, не говори о ней так!

— Заткнись, малявка! — Стало быть, так это происходило в Эскарлоте: старший в отточенном движении заносил руку, младший отворачивал голову и жмурился, после чего следовал удар…

Но здесь не Эскарлота в той же степени, в какой Хенрика — не Диана. Тётушка бросилась между братьями и обеими руками перехватила руку старшенького. Тот гневно округлил глаза и раздул ноздри, но бить передумал.

— Никто не должен видеть, как Яльте бранится с Яльте, — для пущего убеждения Хенрика прищурилась. — Уединимся.

Вблизи не попалось ничего укромнее, чем чулан. Хенрика пристроила прихваченный подсвечник на рассохшемся табурете у входа, затворила за племянником дверь и с наслаждением отвесила засранцу подзатыльник:

— Я пекусь о твоей репутации перед младшим братом. Цени, сволочь ты завистливая!

— Стерва! — Рекенья развернулся к ней и закашлялся. Чуткий тиктийский нос был создан обонять снег, железо, кровь, но не кислый запах залежалых, отживших свой век вещей.

— Впредь прикуси язык, — Хенрика приподняла подбородок и сцепила под грудью пальцы, принимая как можно более степенный вид, с каким тётушки воспитывают нерадивых племянников. — События последних месяцев не показали тебе, что варварам не осталось места даже в Блицарде?

— Не в Блицарде, но в голове моего брата отлично прижился этот образ! Не смогла завоевать его любовь сама, устрашила старшим братом, чтобы выглядеть подобрее? — Луна светила в оконце под потолком, Райнеро оскалился зверем, метнулся от её света прочь. Грохот, Хенрике под ноги пыльными гусеницами попадали мотки ткани. Райнеро с рыком пнул один, саданул кулаком по деревянной рассохшейся громаде буфета. — Каких сказок ты ему нарассказывала, чему учила, что этот забитый недомерок удрал от меня бодрой рысью в ночной город, а потом махал шпагой как в последний раз?!

— Ты напал на него?! — Окровавленные ручонки и сорочка, только ли хозяйке дома требовался лучший лекарь Фёрнфрэка? — Так это была его кровь?! Ублюдок, убийца!

— Он победил! — Райнеро хохотнул. — Победил! Он! Меня! Приставил к горлу шпагу и… пожалел. Мой младший брат пожалел меня! Я, командующий андрийской армией, Принц-Палач, заслужил жалость малыша Салисьо! — Он наотмашь ударил по висевшей на крюке корзине. Хрустнули тонкие прутья, взмыло вверх и закружилось облако перьев.

Хенрика хихикнула: зверю, в которого обернулся её племянничек, цыплячий пух удивительно не шёл. Райнеро бешено смахнул с волос белые пёрышки. Воистину, самое жалкое, как правило, получается из того, что раньше слыло грозным.

— Не смей смеяться, слышишь?!

— Но что прикажешь делать, если шут из кожи вон передо мной лезет?

Отрывистый крик на целое мгновение оледенил Хенрике сердце. В предсмертном лязге зашлись на подставке доспехи. Под натиском Рекенья кираса распалась надвое, с грохотом рухнула наземь; следом, теряя забрало, полетел шлем. В жадных до убийства руках осталась кольчуга, совсем оранжевая от ржавчины.

— Ты прятала от меня брата!

Хенрика огладила себе талию, будто стирая с бархата пыль, и только потом подтвердила:

— Да, ведь я слишком люблю моего мальчика, чтобы приводить к нему его ночной кошмар.

— Это не мешало тебе звать кошмар к себе маршалом, попутно раздвигая ноги! — Райнеро раздирал кольчугу надвое, колечки размыкались с сухим шелестом. Судя по озверелому лицу племянника, ему слышалось лопанье человеческих мышц. — Я не был образцовым братом, это правда, я редко бывал рядом и не целовал заморыша на ночь, но я люблю его! Отец и Клюв растили его книжником, не способным поднять ничего тяжелее пера! Я как мог направлял его на путь воина и, должно быть, за это он возненавидел меня, когда ты сказала ему, что так можно! А я, я не хотел, чтобы он видел меня чудовищем!

— Гарсиэль не нуждался во встрече с Райнеро Рекенья, — спокойно признала Хенрика, но последние слова заглушил глухой металлический шорох. Кольчуга осыпалась колечками, Райнеро пинком подкинул останки в воздух. Хенрика повысила голос: — Но с Рагнаром Агне я бы его познакомила.