Яблоневый сад

Лето 1944 года было уже совсем другим. Не стало папы. Он погиб 29 июня, в первый месяц лета, а похоронка пришла только в конце августа. Мама, чья жизнь в какие-то 22 года была полностью разрушена и погребена под останками танка, в котором сгорел ее молодой красавец-муж, тоже «сгорала» на глазах у всех. Как она не сошла с ума, оставшись наедине со своим горем в чужом Чемолгане, где продолжала учить чужих детишек уму разуму? Как спасалась от двойной тоски – по погибшему Абикену и маленькой дочке, которую теперь уже дед не отдаст ей никогда. Она это знала. Забрать у него меня можно было только под дулом пистолета. Деда все боялись, а уж моя молоденькая мама – и подавно.

Я, повзрослев, еще долго не понимала, почему она так быстро вышла замуж после гибели отца? Только теперь понемногу осознаю, что так она, скорее всего, спасала себя от тоски и печали. Надо было жить дальше, без Абикена, без меня, без дедова яблоневого сада. Надо было вытаскивать себя буквально за волосы из смертельной воронки, в которую тогда засасывало всех вдоль и поперек.

Во втором браке мама родила много детей, рожала отчаянно в послевоенное трудное время почти каждый год-два, как будто бы пыталась заглушить ноющую боль в сердце, нося под ним почти 10 лет, начиная с 1946 года, своих детишек. И называла их под стать моему имени – Алтыншаш, Алтынсара, Алтынбек, Айманкуль, Айнакуль, Аршагуль… Так хотела, чтобы детей было много, чтобы никогда тоска тех страшных военных лет ее больше не накрывала душным черным «покрывалом».

Дед сам благословил сноху на второй брак. Да, мой читатель, Панар пришла к нему и спросила разрешения. Он тогда тоскливо сжал плечи, опустил голову, долго молчал. Потом заплакал и тихо сказал: «Живые должны жить, дочка. Будь счастлива! Только внучку не забирай… Это душа Абикена, мой ангел-хранитель».