Яд власти

— Потому, что я не хочу, чтобы твое переодевание случайно увидела какая-нибудь влюбленная парочка, а молодежь часто приходит сюда, помиловаться вдали от родителей.

— Да нет тут никого сейчас.

— Ты будешь тянуть время? Тебе еще в Москву ехать, рейс на Барселону утром.

— Ты повезешь?

— Я! Так решил босс.

— Ладно, пойдем. Вещи-то приличные купил, все же в Европу лечу?

— Подбирала госпожа Губер, она в этом толк знает.

— Эта дамочка да.

Они спустились к реке. Берег здесь был обрывистый, но невысокий, не более метра. Под ним узкая полоса песка, на которую тихо накатывали сонные волны. В нескольких метрах от берега неглубоко, а затем обрыв. Объясняется это тем, что в этом месте был изгиб реки. Поэтому на этой стороне глубоко, на противоположной мелко.

Подошли к самому обрыву.

Гюнер сказал:

— Раздевайся до трусов.

Бывший, «торжественно похороненный» за тысячи километров отсюда, Ефимов усмехнулся, разделся.

— Давай шмотки, посмотрю, что купили.

Гюнер открыл сумку, нагнулся и… бросился на Ефимова. Тот не успел ничего понять, как оказался в воде под турком. Гюнер держал его крепко. Недолго извивался и дергался оборотень. Затих.

Гюнер встал, поддерживая тело. Спина наверху, голова в воде. Ефимов бы мертв. Турок проговорил:

— Вот и все, господин Ефимов. Когда тебя найдут, то эксперты установят смерть от утопления. Обычное для лета дело. Жарко мужику стало, пошел освежиться. Нырнул, да хватанул водицы. В легких, в желудке, в организме будет речная вода, речной планктон, следов насилия не обнаружат. Утонул человек. Жаль, но бывает. Он оттолкнул от себя тело, и оно пошло под воду на глубине, уходя вниз по течению.

Турок, старался не оставлять следов, впрочем, мог и не делать этого. Следов здесь было предостаточно. Место рыбаков, что любят посидеть с удочкой, бросить донки или поставить сети.

Снял мокрую одежду, уложил в целлофановый пакет. Переоделся. Бросил пакет в сумку, осмотрелся, прислушался. Тихо, только где-то стрекотал сверчок да шелестели сбитые ветки. Забрав сумку, он пошел к машине. Положил сумку в багажник, сел в салон. Взял с сиденья переднего пассажира телефон, набрал номер. Ему ответил женский, измененный голос:

— Да?

— Отпускник отправился на службу, госпожа.

— Ты уверен, что выехал?

— Отвечаю.

— Хорошо. Теперь старик.

— Все же решила убрать его?

— А зачем нам лишний свидетель? Тем более мы не знаем, о чем он разговаривал с отпускником. Может быть, тот по пьянке рассказал ему о службе.

— Он не идиот!

— Меньше рассуждай. Выполняй!

— Хоп.

— Как отъедешь от деревни, позвони.

— Понял.

Пришлось Гюнеру вновь выходить из машины. Он надеялся, что госпожа Губер пощадит старика, тот не представлял никакой опасности. Не стал бы, даже выпив, исповедоваться перед стариком Ефимов. В том, что знал утопленника, тоже ничего странного нет. Его соседи видели. Не валить же всю деревню?! Но Алевтина Константиновна не пощадила. Дай ей волю, она все человечество загробит. Хотя, а разве он, Тургай Гюнер, нет?