— Я не могу уйти и оставить тебя в таком состоянии, — угрюмо ответил режиссер.
— Не бойся, я сильная. Я не наложу на себя руки… как Оксана…
Савицкого будто ударили по лицу.
— Ты… ты… что она… что Лариса еще сказала тебе?!
— Она просто сказала, что все, кто с тобой связывается, плохо кончают, — тихо произнесла певица.
— Ну что, нашла? — нетерпеливо спросил Лысенко.
— Нашла, — без энтузиазма ответила Катя. — Вот. Леонид Иванович Водолажский, пятьдесят девятого года. Без определенного места жительства. Доставлен в морг шестого мая прошлого года. Причина смерти — интоксикация.
— А где его нашли, там написано?
— Ничего там не написано. — Старлей Скрипковская в сердцах шмякнула сумку на стол. — Дело в архив сдали!
— Ну, заказать из архива…
— Представь себе, я только что оттуда. Сама ездила, чтоб быстрее. Приезжаю — а в архиве дело потеряли!
— Как — потеряли? — растерялся Лысенко.
— Так — взяли и потеряли!
— А дело кому-нибудь выдавали, не знаешь?
— Санинспекция вроде у них запрашивала.
— А ты, вижу, и там справлялась?
— Ясновидящий… — Катя с наслаждением вытянула ноги. — Справлялась, конечно. Не утерпела. Игорь, у тебя чайку не найдется? Или кофейку? Набегалась по всему городу.
— Сейчас чайник поставлю. — Лысенко потянулся и щелкнул кнопкой. — А что санинспекция? — спросил он для приличия, наперед зная ответ.
— Сказали, что они дело возвращали. Но пообещали, что поищут. Я им объяснила, что убийство на контроле в Киеве, а то бы они и не почесались… А в архиве никого этим не напугаешь. У них сейчас ремонт, отпуска, и им вообще все до лампочки. По-моему, это полная безнадега, Игорь! И мне кажется, их строители нашими пропавшими делами бочку со смолой во дворе топят!
— Ну, может, найдется еще, — неуверенно предположил капитан. — Слушай, а если с другого конца зайти? В морге ведь остались записи, какое отделение его доставило?
— Теоретически остались.
— Ну давай, запрашивай!
— Игорь, я же не первый год работаю, — обиделась Катя.
Сегодня был тяжелый, суматошный, прошедший практически впустую день, и она жутко устала именно от этой непробиваемой бюрократической безнадеги: то не записали, это забыли, там потеряли… При этом столь необходимое Кате дело, вполне вероятно, лежит себе спокойно в архиве, просто поставили его не на ту полку. А ее послали в санинспекцию, чтобы просто стрелки перевести. Потому что признавать свои ошибки у нас не любит никто. Впрочем, она и сама, как оказалось, этого не любит. И готова была прятаться и выключать телефон…
— Я и там уже побывала, — сообщила она напарнику. — Я же тебе как бы намекнула: записи остались. Но исключительно теоретически. А практически в регистрационный журнал номер отделения вписать забыли, начальство ничего не помнит, а тот, кто его вскрывал, проработал три месяца и уволился к чертям собачьим!
— Так домой к нему…
— Дома у него никто не открывает, и соседи говорят, что уже месяц не видели. Не в розыск же его объявлять!
— Да, дела…
Чайник зашумел, выпустил облако пара и с треском отключился.
— Еще и голова болит. — Катя поморщилась.
— Тебе зеленый или черный?
— Откуда такое разнообразие? — удивилась она.
— А это недавно Борька придумал зеленый чай пить. Говорит, в жару хорошо. Я его не понимаю, этот зеленый чай. Ни вкуса в нем, ни запаха. Желтая вода какая-то.
Катя зеленый чай как раз любила, а разбираться в нем ее научила Наталья, которая утверждала, что зеленый чай очень полезен для кожи.
— Давай мне зеленый, — распорядилась она.
Лысенко пожал плечами, бросил в одну чашку пакетик зеленого, а в другую — черного, залил кипятком и придвинул Катерине.
— С сахаром? — спросил он.
— Игорь, ну кто пьет зеленый с сахаром? В крайнем случае — с лимоном.
— А я знаю, как его пьют? Кто вообще хлебает эту бурду… Так что теперь делать будешь, — вернулся капитан к вопросу об умершем бомже. — Эксгумацию?
— Его даже эксгумировать нельзя! — Катя с досадой утопила пакетик ложкой.
— Почему? Его что, сожгли?
— Сожгли.
— А кто разрешил родственникам кремацию, если случай явно уголовный?
— Ну, какой уголовный… Пищевое отравление. И вообще, ты что думаешь, в его желудке кто-нибудь пытался обнаружить остатки грибов? Да он мог есть что угодно в день смерти, если на то пошло. Они же все подряд жрут, бомжи эти… Ну, кроме того, ты сам знаешь, как бомжами у нас занимаются. Хорошо еще, что у них практиканты тогда работали, и по всем правилам и вскрытие сделали, и анализ на токсин. Могли же что угодно в заключении написать, например сердечный приступ. Кого волнует, кто будет разбираться, отчего он умер? Он же бомж! А кремировали почему… В том-то и дело, что родственники от него отказались. Ни жена, ни сын не захотели хоронить. А сожгли его за государственный счет, потому что морг, как мне объяснили, не резиновый.
— Так каким макаром ты будешь концы искать?
— Есть у меня одна хорошая мысль! — загадочно произнесла старлей Скрипковская.