«Якорь спасения». Православная Церковь и Российское государство в эпоху императора Николая I. Очерки истории

Однако имеются свидетельства, насколько быстро эта радость прошла. Профессор Московского университета П. Д. Юркевич, лично знавший вл. Филарета (Амфитеатрова), сообщил его рассказ, связанный с назначением графа Н. А. Протасова в синодальную обер-прокуратуру. Рассказ предварялся указанием профессора на то, что под старость владыка нередко рассказывал о собственных грехах. К их числу он относил и случай, связанный с назначением Протасова. По словам митрополита, назначение императором молодого полковника обер-прокурором озадачило членов Св. Синода. Тогда митрополиты Серафим (Глаголевский), Филарет (Дроздов) и Филарет (Амфитеатров) уговорились дожидаться, чтобы граф Протасов их посетил. «Я всю ночь не спал, – вспоминал владыка. – Всяка душа властем повинуется. Не бо без ума меч носит, и другие тексты приходили мне в голову, и на утро я уже отправился взглянуть на новое “царское око”. Глядь, Московский уже там; а вслед за мною приехал и Серафим, и мы долгонько оставались в приёмной, пока вышел к нам граф Протасов». После этого, уже от себя, профессор Юркевич добавил: «Лишь под конец жизни, наш Московский Филарет выразился В. В. Скрипицыну (управляющему департаментом духовных дел иностранных исповеданий. – С. Ф.): “Кажется, что мы страдаем избытком покорливости”»

[597].

Если иметь в виду, что митрополитом Киевским и Галицким владыка Филарет стал в апреле 1837 г., то описанная встреча иерархов прошла не ранее середины апреля 1837 г. Таким образом, потребовалось совсем немного времени, чтобы члены Св. Синода осознали свою ошибку, но отступать им было уже некуда. Их ошибка была тем обиднее, что граф буквально сразу после назначения обер-прокурором стал демонстрировать то, что в духовном ведомстве он – главное лицо. Так, летом 1836 г., иеромонах Климент (Можаров), в то время бакалавр столичной академии, с горечью констатируя, что новый обер-прокурор их всех «надул», приводил следующий пример. У митрополита Серафима (Глаголевского) был официальный обед, на который пришёл и граф Н. А. Протасов. «Бывало, – вспоминал отец Климент, – он (т. е. гр[аф] Протасов) приедет очень рано, вежливо со всеми раскланяется, ведёт себя скромно. Ну а вчера заставил всех порядочно подождать себя; потом прошёл через залу, стуча своею саблею и не обращая никакого внимания на наши поклоны, и после, как в гостиной у митрополита, так и за столом, оказался вовсе не тем, чем до сих пор был. Слышно также, что и в Св. Синоде начинает всем командовать. Да, кажется, мы

ошиблись»[598].

Как видим, граф Н. А. Протасов, заняв кресло обер-прокурора, «переменился» так же быстро, как в своё время и С. Д. Нечаев. Очевидно, дело было всё-таки не столько в характерах указанных лиц, сколько в статусе обер-прокурорской должности, в эпоху Николая I неизменно повышавшемся. Конечно, не всё столь однозначно. Митрополит Филарет (Амфитеатров), например, вспоминал события второй половины 1830-х гг. много лет спустя, когда политика графа Протасова определилась окончательно и бесповоротно, и когда стало ясно: самодержавие Николая I нуждалось именно в таком чиновнике, как деятельный гвардейский полковник. Впрочем, не будем забывать, что, будучи человеком умным, Протасов придерживался известной поговорки древних римлян «divide et impera» («разделяй и властвуй»). Вступив в должность, он стал оказывать особое почтение первоприсутствующему члену Св. Синода, был к нему предупредителен, целовал руку, угождал его требования, приноравливался к его характеру. Митрополит Серафим не мог не оценить такое к себе отношение. Неслучайно, когда спустя несколько дней после назначения графа Протасова Николай I спросил его, довольны ли в Св. Синоде новым обер-прокурором, тот ответил, поблагодарив монарха, что лучшего и не надо желать[599].

Являясь «покорным исполнителем» воли митрополита Серафима, часто действуя его именем, обер-прокурор добился от него взаимности: доверяя благонамеренности и добросовестности графа, владыка охотно исполнял и его желания[600]

. Однако доброе отношение к митрополитам Серафиму (Глаголевскому) и Филарету (Амфитеатрову) не распространялось на других членов Св. Синода, с ними «Протасов держал себя гордо, надменно, покровительственно, а с лицами, занимавшими даже и высшие должности в его управлении, обращался невежливо и иногда кричал на них, как на простых писарей». Правда, подобное обращение «выкупалось денежными наградами, чинами и звёздами»[601].