«Якорь спасения». Православная Церковь и Российское государство в эпоху императора Николая I. Очерки истории

Зато подробно рассказывалось об учреждении новой епархии в Новочеркасске, в состав которой по высочайшему повелению отошли войско Черноморское и Кавказская область. Император предложил избрать епископом новой кафедры опытного и надёжного человека и наименовать его епископом Донским и Кавказским. Члены Св. Синода указали императору, что титуловать епископа следует по городу, в который он назначается, попросив заменить наименование на «Новочеркасский и Кавказский». Николай I согласился на изменения, но внёс собственные коррективы: епископа с тех пор титуловали «Новочеркасским и Георгиевским»[698].

В отчёте сообщалось также об основании духовной семинарии в Олонецкой епархии; о разрешении построить несколько церквей в Архангельской губернии («для новокрещаемых самоедов»), учредив для них причты; об отправке в Вятскую губернию для проповеди черемисам православного миссионера; о постоянной Осетинской комиссии, организованной ещё при Александре I для распространения веры на Кавказе; и т. п.[699]

Упоминалось и о том, что на основании высочайшего повеления, данного в 1828 г., была составлена перечневая ведомость (по каждой епархии) о числе священников, находившихся под судом или следствием. Данные поражали воображение, представляя собой неутешительную картину нравственного состояния православного духовенства. Учитывая, что в 1829 г. в империи насчитывалось 33.937 причтов, число служивших клириков, одновременно с этим состоявших под судом или следствием, составило 10.259. «Правда из этого огромного числа штрафованных священников, – указывалось в отчёте, – следует исключить тех, которые попали под суд за маловажные упущения по должности и по неважным проступкам, но и за тем число находившихся под судом за поведение или за деяния, несвойственные духовному сану было довольно значительно»[700]

. С чем это было связано в отчёте не говорилось, но то, что фактически треть священников обвинялась в разного рода правонарушениях, свидетельствовало о нездоровой ситуации, сложившейся в среде пастырей, призванных своим поведением демонстрировать нормы «веры и благочестия» в «простом народе».

Впрочем, отмечались и ещё более поразительные факты. В Могилёвской и Витебской епархиях в 1829 г. оставалось 45 служивших священников, бывших под судом за принесение присяги Наполеону I! А в Минской епархии многие штрафованные священники оставались на своих местах только потому, что приходы были слишком бедными и удаление «штрафованных» привело бы к временному лишению прихожан священнослужителя, способного исполнять христианские требы (найти благонадёжных преемников наказанным клирикам в тех областях было трудно)[701].

Разумеется, не всё в жизни главной конфессии империи обстояло печально. Многие полковые священники, участвовавшие в русско-турецкой войне 1828–1829 гг., за самоотверженное служение и «подвиги мужества» получили разные знаки отличия, а один из них – священник Тобольского пехотного полка Иов Каминский (1796–1830-?) получил даже орден св. Георгия 4-ой степени[702].

Сообщалось в отчёте и о восстановлении, открытии, преобразовании монастырей: в Саратове восстановили Крестовоздвиженскую женскую обитель, в Туринском девичьем монастыре учредили игуменство; Иргизский старообрядческий Нижневоскресенский мужской монастырь преобразовали в третьеклассный Воскресенский, уничтожили Максаковский Преображенский единоверческий монастырь, переведя в него женский Троицкий. Тогда же Николай I повелел ссылать в Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь только духовных лиц, и ознакомился с материалами о возведении нового здания Синода (в том числе и с финансовыми вопросами, связанными с приобретением дома на Сенатской площади и его перестройкой)[703]

. Отдельно, на нескольких страницах, в отчёте 1829 г. разбиралось скандальное дело генерала П. А. Клейнмихеля (1793–1869)[704].

Как видим, в отчёте содержались совершенно различные материалы, структурно не связанные (или связанные незначительно) друг с другом. Никаких отдельных статистических выкладок в отчёте 1829 г., равно как и в отчёте 1828 г., также не было. Причины их составления на сегодняшний день не прояснены. Однако и те материалы, которые счёл нужным поместить князь С. Н. Урусов, дают возможность лучше понять «механику» отношений Николая I и синодального обер-прокурора, которым тогда был князь П. С. Мещерский (1778–1856).