Яков. Воспоминания (СИ)

— Здравствуйте, Яков Платоныч, — даже, вроде как, и обрадовалась она мне.

— По хозяйству сами занимаетесь? — поинтересовался я, чтобы как-то начать разговор.

— Так кто ж еще будет, кроме меня? — удивилась она.

— А вчера, ближе к вечеру, чем занимались?

— Так ужин званый готовили, — напомнила она мне. — Вот, Вас ждали.

— Может, приходил кто? — спросил я на всякий случай. — Или заметили что-нибудь необычное?

— Нет, — покачала головой Дарья Павловна. — Я ничего не слышала и ничего не видела.

— А сестра Ваша, Екатерина Павловна, когда последний раз из Австро-Венгрии приезжала? — попробовал я сменить тему.

— Так никогда! — Молостова даже руками развела от изумления. Видно, думала, что история эта всем известна. — Она же как двадцать лет уехала с бароном, только сейчас явилась.

— Значит, и племянницу видели в первый раз? — спросил я.

— Да, в первый раз, — снова кивнула Дарья Павловна.

Ну, пока хватит пытать Дарью Павловну. Либо она ничего не знает, либо очень хорошо свое знание скрывает. А мне пока не за что зацепиться. Поэтому, поинтересовавшись, где я могу найти ее сестру, я оставил Дарью Павловну ее многочисленным хозяйским заботам.

Едва я вышел на лестницу, чтобы пройти в комнаты баронессы, как мне остановил знакомый голос:

— Яков Платоныч!

Анна Викторовна, слегка разрумянившаяся с мороза, поднималась ко мне по лестнице почти бегом. Была она, по своему обыкновению, очень взволнована. И глаза горели азартно. И лишь чуть заметная пристальному взгляду бледность выдавала в ней последствия вчерашнего недомогания.

— Я знаю, где нож! — сообщила она мне торопливо. — Орудие убийства!

— Вы все еще здесь? — удивился я.

Я-то был уверен, что родители давно ее забрали домой, и теперь она в безопасности, под присмотром.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил я Анну Викторовну.

Но разговоры о ее самочувствии охваченную очередным приступом сыщицкого азарта барышню интересовали мало.

— Прекрасно! — отмахнулась она от моего вопроса с раздражением. — Вы слышали, что я Вам сейчас сказала?

— Да слышал я, — подтвердил я не менее раздраженно. Мне ее азарт вовсе не нравился. — И где же он?

— В конюшне, — взмахнула рукой Анна Викторовна. — Пойдемте, я покажу!

— А как Вы узнали? — спросил я ее.

Анна посмотрела на меня, как смотрят на неразумных детей. И в самом деле, пора бы уже мне перестать спрашивать каждый раз. И я с улыбкой последовал за ней.

Анна Викторовна так торопилась все мне показать, что до конюшни мы почти бежали. Только внутри она остановилась, огляделась вокруг, словно что-то припоминая. Свой сон? Коробейников рассказывал, что во сне она пришла именно сюда. Может быть, она хочет рассказать мне об этом сне?

Анна тем временем присела на край сеновала, потом легла на спину и протянула руку куда-то за стоящие у стены бочки.

— Анна Викторовна, мы здесь давно уже все осмотрели! — попытался урезонить я ее.

— Здесь тайник! — сообщила она мне слегка сдавленным из-за неудобной позы голосом и, вынув руку из-за бочек, поднялась и подала мне копытный нож, который только что достала. На ноже были отчетливые следы крови.

Я посмотрел на нож. На Анну. Снова на нож.

Это случалось неоднократно. Трость художника. Тело бойца. Да и другие примеры были. Но я все равно спрошу. Я буду из принципа спрашивать каждый раз. И, хотя бы по теории вероятности, однажды ответ будет иным.

— И как Вы догадались что нож находится именно здесь? — спросил я со вздохом.

— Ну так мне жертва показала сегодня ночью, — объяснила Анна Викторовна. И продолжила: — Ну, я правда, все забыла к утру. Но когда снова здесь оказалась, опять все вспомнила!

И она улыбнулась мне, страшно довольная собой. Ребенок. Безрассудный, бесстрашный, очень любопытный и совершенно беззащитный ребенок!

— Может, расскажете, что произошло с Вами на вчерашнем сеансе? — спросил я, маскируя тревогу за нее под строгость.

— Ну Вы же все видели! — обиженно сказала Анна Викторовна. — Я вызывала дух Наполеона, но почему-то пришла эта девушка. Ну, к тому моменту она была уже мертва.

— Да нет! — уточнил я. — Почему Вы закричали на Молостову: «На тебе моя кровь»?

— Это не я кричала! — пояснила мне Анна Викторовна. — Это девушка та кричала!

— Чертовщина какая-то! — дал я определение услышанному.

— Спиритизм! — подняв пальчик, со значением поправила она меня.

— А по мне так все едино! — высказался я с некоторым раздражением.

— То есть, Вы меня ведьмой считаете? — слегка кокетливо спросила Анна.

— А что, — спросил я ее, — можно как-то по-другому к этому относиться?

Но Анна Викторовна, довольная, видимо, тем, что разыскала нож, обижаться на меня не захотела.

— А она еще сказала про сапоги, — добавила она вдруг, безо всякой связи со сказанным только что. — Ну, видимо, это было последнее, что она увидела в жизни.

Хорошо. Я буду играть в эту игру. Если она настаивает, я буду с ней играть. Но потом отправлю ее домой.

— Какие сапоги? — спросил я послушно, поскольку она, видимо, ждала этого вопроса.

— Такие сапоги… — задумалась она над описанием, — наездника!

Ладно, учтем и сапоги.