Яков. Воспоминания (СИ)

Я вернулся к тому месту, откуда Анна достала нож. Лег на то же место, просунул руку за бочки. В отличии от Анны Викторовны мне не пришлось тянуться до тайника, росту хватило. Значит, тайник устроил мужчина, скорее всего. Но неудивительно, что мы не нашли это место при осмотре. Если не знать, не найдешь никогда. Как же она нашла-то?!

— А как Вам баронесса и ее сказка? — поинтересовался я.

— Да, это очень странная история, — ответила Анна Викторовна. — Вы хотите, чтобы я вызвала дух барона фон Ромфеля и у него спросила?

Господи, дай мне терпения. И чувства юмора. Потому что она предлагает это мне абсолютно на полном серьезе!

— Так он же не хочет с Вами разговаривать! — постарался отшутиться я.

— Ну, — озорно улыбнулась Анна, — может, у него вчера настроение такое было!

— Ну, тогда попросите его, — сказал я, с трудом сдерживая раздражение ситуацией, — может, он расскажет Вам, сколько венгерских девушек обескровила его вдова перед тем, как вернуться в Россию.

— Обязательно попрошу! — ответила мне Анна Викторовна с вызовом.

— Желаю удачи! — попрощался я и быстро пошел вон из конюшни.

— А может быть, он с Вами захочет поговорить! — крикнула она мне вслед с ехидством.

Подумать только, она меня еще и дразнит! Я все-таки не выдержал и улыбнулся.

— Пусть приходит в управление завтра! — ответил я ей со смехом.

И, выходя, услышал, как она рассмеялась тоже.

Оставив Анна Викторовну, я отправился побеседовать с баронессой фон Ромфель, в девичестве Екатериной Молостовой. Она приняла меня в гостиной. Говорили по-немецки, по ее просьбе. Екатерина Павловна сказала, что привыкла за двадцать лет, и теперь порой скучает по языку. Мне же, если честно, было все равно. Немецкий язык был для меня вторым родным.

— Прошу прощения, баронесса, что отвлекаю Вас, — начал я разговор, — но я вынужден задать Вам несколько вопросов.

— Вы хорошо говорите по-немецки, господин Штольман, — похвалила она меня. — Я внимательно слушаю Вас.

— Вам не кажется странным, что вчера Вы поведали о судьбе кровавой графини, — спросил я ее, — а не прошло и часа, как происходит убийство, похожее на Вашу историю.

— На что Вы намекаете? — спросила Екатерина Дмитриевна.

— Баронесса, — спросил я напрямик, безо всяких намеков, — где Вы находились вчера с четырех до шести часов вечера?

— Какая обезоруживающая прямота, господин Штольман, — рассмеялась она.

— Я полицейский, — улыбнулся я в ответ.

— Вчера в это время я была дома, — ответила баронесса. — Отдыхала после обеда в своей комнате.

— Кто-нибудь Вас видел?

— Спящей? — удивилась она. — Не думаю.

— А где в это время была Ваша сестра, — поинтересовался я.

— Откуда мне знать? Я же спала!

— Скажите, баронесса, — спросил я ее, — Вам не кажется странным, что преступление как будто выполнено по мотивам Вашего рассказа?

— Вы думаете, что это я? — спросила меня Екатерина Павловна.

-Нет, — заверил я ее, — но кто мог совершить убийство под воздействием Вашей легенды? Вы кому-нибудь рассказывали это до вчерашнего вечера?

— Ну, Дарье… — она задумалась. — Еще кому-то… Я не помню.

— Пожалуйста, вспомните, это очень важно! — попросил я.

— Простите, я плохо себя чувствую, — сказала баронесса. — Да, рассказывала кому-то. Но не помню. Извините, у меня голова разболелась. Все это так ужасно!

— Возможно, у меня еще появятся к Вам вопросы, — произнес я, поднимаясь.

— Охотно отвечу, — улыбнулась она мне на прощание.

Выйдя от Молостовых, я оглянулся. Анны Викторовны не было видно ни во дворе, ни в конюшне. В доме ее тоже не было, я спрашивал горничную. Решив, что она все-таки уехала наконец домой, я со спокойным сердцем отправился в управление.

Там меня ждал сюрприз. С городовыми был доставлен Степан Кокошин, отец погибшей Дуни. По словам дежурного, пытался прибить топором того самого конюха. В результате конюх скрылся, вскочив на лучшего жеребца Молостовых, а Кокошина с трудом скрутил Сила Фролов. Да и сдал городовым, чтобы охолонул маленько.

Сейчас Степан Кокошин был уже спокоен, хоть и сильно подавлен, и вполне готов к разговору.

— Вы примите мои соболезнования, — сказал я ему, — я понимаю Ваше горе. Но при этом, что ж Вы учудили, любезный? Бунт с топором? Счастье, что не убили никого!

— Мне теперь, барин, все едино, — ответил Кокошин, не поднимая глаз. — Я все равно этого гада, Мишку, удавлю! Хоть через десять лет, а удавлю.

— А вдруг он не виновен? — спросил я.

— Так кто же тогда?! — чуть ли не выкрикнул Степан.

— Ну, ищем. На то и следствие, — постарался я его успокоить. — Вы сами-то знали, что дочь Ваша встречается с конюхом Молостовых?

— Не! — помотал он головой. — Если б знал, я б сам ей башку открутил.

— Ну, а что хозяин ваш, Сила Фролов? — сменил я тему. — Справедливый хозяин-то?

— А чего про него-то? — встревожился Кокошин.

— Дочь Вашу, Дуню, не обижал?

— А чего ему ее обижать-то! — удивился Степан. — Она девка у меня работящая. И за старухой его больной ухаживала.

— А что с ней? — про больную мать Фролова я слышал впервые.