Созвали Государственный совет, очень хорошо, прекрасно. И вот когда все признали, что необходимо усилить диктатуру, вдруг появилось правительство миротворцев. Выходило дело так, точно насилию еще должно было принести извинения, должно было пойти на соглашение с убийцами. А ведь если не хватило смелости сделать то, что надлежало, то нужно было хотя бы призвать новый кабинет к принятию мер устрашения. А что получилось? Стране предлагалась коллективная трусость. Что, он преувеличивал?! Тогда что же говорить об отказе от прошлого, которому приписывались все пороки? Кое-какие имелись, без сомнения, но теперь было не то время, когда можно было надеяться на их исправление, скорее наоборот, ибо страна нуждалась не в прочности власти, а в ее силе, без которой нет ни созидательного труда, ни душевного покоя. А что правительство делало?… Вместо того чтобы высылать за пределы страны всех подозреваемых в насилии, оно распахивало двери тюрем с политическими заключенными и убийцами короля, вроде бы сама корона прощала преступление и даже оправдывала его. Жоану Франко предложили отправиться в изгнание, и стране без стыда и совести была навязана монархия по английскому образцу, и это тогда, когда англичане хитрили, входя в сделки с немцами, чтобы украсть принадлежащие Португалии заморские территории. Страна подавала в отставку. И хотя он считал, что любое правительство в первую очередь должно обращать свои взоры на метрополию, отдавая предпочтение сельскому хозяйству, разработке полезных ископаемых, короче земле, — это совсем не значило, что земли, открытые нашими мореплавателями, следовало отдавать кому-то другому. Нация имеет право располагать резервами для будущего. Неужели те, что посягали на земли, принадлежавшие другому государству, не понимали, что они попирают священное право собственности?
И результаты не замедлили сказаться.
— Вот они, мои сеньоры, налицо, и без вашего на то разрешения. Землекопы организуют свою ассоциацию. Это, возможно, и смешно, если бы не было грустно. Ведь завтра их примеру последуют все остальные. Вот я и спрашиваю вас: мы что, готовы разрешить, чтобы нам ставили условия относительно оплаты труда? Когда я говорил об опасности, которую несет индустрия, многие пожимали плечами, считая меня выдумщиком. А теперь вот, полюбуйтесь: вместо рабочего дня от восхода и до захода солнца с вас спрашивают двенадцатичасовой рабочий день, и за большие деньги, не понимая, что все это кончится тем, что мы, землевладельцы, будем вынуждены оставить свои земли — ведь нам все тяжелее и тяжелее. Заниматься в настоящее время земледелием — это своего рода искусство весело беднеть. И если мы пойдем на их условия, то станем нищими. Или н-нет?!
— Да нас раньше, чем мы станем нищими, прикончат! — крикнул кто-то из зала.
— Верно! — откликнулся хор голосов.
Тут послышались хлопки, вначале нерешительные, потом уверенные, а уж потом все бурно зааплодировали.
В пылу требовательного, громкоголосого выступления Диого Релвас, казалось, молодел. Однако в его золотых глазах живости не было, и одна рука все время искала опору, чтобы другая могла подняться и, точно коса, резануть пространство.
— Что касается меня, то я уже решил, что не соглашусь ни за какие коврижки, чтобы кто-то из моих слуг принадлежал к этой ассоциации. Ведь за землекопами, за этой чернью, стоят образованные люди. И они хотят взять нас с той стороны, с которой мы больше всего уязвимы. Землекопов не наберешь на скорую руку, не пойдешь искать в другом месте. Однако и нашим заливным землям не обойтись без их лопат… Я люблю правду-матку. И потому спрашиваю вас: что же мы будем делать?!
Диого Релвасу удалось собрать в зале самых крупных землевладельцев и заинтересованных в этом вопросе председателей муниципалитетов. То, что ждать от собрания решительных мер нечего, он понимал хорошо, но хотел знать, на кого можно рассчитывать в его крестовом походе против организаторов будущей ассоциации. Инициатива в этом вопросе должна исходить от землевладельцев — это ясно, к этому он пришел на собрании Ассоциации земледельцев. А единства между ними не было. Они давали себя разобщить, а следовательно, и передавить, как ягнят. Он привел пример с земледельцами, а большинство присутствующих осталось безразличными к его словам, хотя он подчеркнул опасность, которую создавало возникновение первого сельскохозяйственного синдиката. Какой-то тип даже сказал, что нет закона, который запрещал бы трудящимся создавать свои организации.
На что в знак протеста Фортунато Ролин поднял свой крепкий кулак. Как же не хватало Диого Релвасу таких вот людей, способных, если нужно, взяться за винтовку! Правда, два года назад у Ролина было кровоизлияние и левая сторона наполовину осталась парализованной. Теперь это была, скорее, карикатура на сильного и решительного человека, каким он был раньше.