Яма слепых. Белая стена. Рассказы

От ссылки в Алентежо у него остались только приятные воспоминания. Там он от души наслаждался враждой брата и Зе Каретника, которого как-то вечером вызвал на разговор о его бабе. Выпив как следует, старый мастер пустился в воспоминания и стал для обоих братьев посмешищем, особенно когда Мигел Жоан похвастался знанием того, что баба его совсем не была такой, какой выставлял ее перед ними Зе Каретник.

— Барчук мог бы и не трогать ее. Для вас она все равно что порванная рубаха, а мне нужна, ведь бедному и порванная сгодится. Вы же можете иметь каких захотите — и красивых, и нарядных… Она была стыдливая…

— Ты так думаешь, Зе?

— Знали бы вы, чего мне стоило уговорить ее стать моей… Она ведь девушка была… С бесстыдством не знакомая.

— Девушка? В каком месте? — подначивал Мигел Жоан.

— Ослепнуть мне, если не молодой барин совратил ее, плохо это, плохо. Но всему виной я сам, если разобраться. Все хвалил вас: и добр-то он, и хорош со всеми — все на свою голову. Но другой я не хочу в свой дом… мне она нужна, понимаете? Старому женщина нужнее, чем молодому.

— Это почему же, Зе?

— Он еще спрашивает! Да потому, что старый больше мерзнет, и хуже всего, что мерзнет изнутри. Он думает, что она с ним ради ею красивых глаз, и доволен… И она была со мной. Но барин украл ее у меня. Если бы я не был в долгу перед вашим батюшкой, я бы это так не оставил, молодой человек…

И вдруг Зе Каретник судорожно зарыдал, зарыдал за столом, где они ели жаркое и пили вино. «Пьяные слезы!» — пошутил Антонио Лусио, а Мигел тут же принялся травить раненую душу старика, рассказывая, как его недотрога сошлась с ним в один из вечеров, когда он был на берегу Тежо. Зе Каретник просил его замолчать. «Не нужно, нехорошо так лгать, молодой человек», — говорил он. И оба брата видели, как горят его глаза, затуманенные слезами и ненавистью, но ненавистью бессильной. Тут Зе Каретник схватил бутылку, разбил ее об стол и, прежде чем они успели его остановить, принялся осколками раздирать себе лицо. От смерти спас его Антонио Лусио, дав Зе Каретнику как следует в челюсть, от чего тот свалился и заснул. А они на запряженной мулами телеге отвезли его в больницу, где боль от лечения была меньшей, чем боль от оскорбления, нанесенного ему Мигелем Релвасом. Кроме того, Антонио Лусио решил написать письмо сестре, попросив у нее в долг пятьсот мильрейсов, после чего ему будет нетрудно уговорить Зе Каретника не возвращаться в Алдебаран. Ведь что бы подумал и сделал отец, увидев его изрезанное лицо? Оставалось только подкупить управляющего имением Прагал, Шико Счастливчика, с тем чтобы он написал Диого Релвасу письмо, ставя его в известность о побеге Зе Каретника, несмотря на службу сторожевых собак.

Потом Мигел Жоан не раз вспоминал ярость, с которой Зе Каретник резал себе лицо, и его ответ на их вопрос, что же теперь он будет делать, раз ему так улыбнулась фортуна и он будет свободен. «Пойду искать свою бабу, мне не стыдно в этом признаться. Можно ли стыдиться, что тебе нужна женщина?… Только прошу вас не рассказывать о том, что здесь произошло». И он в самую жару двинулся к близлежащей железнодорожной станции. В тот момент Антонио Лусио ему посочувствовал.

Два месяца спустя посочувствовали и Антонио Лусио Вильяверде Релвасу многие, кто считал его погибшим во время наводнения на заливных землях Лезирии.

Зима пришла раньше обычного. И сразу же вступила в свои права, не в пример запаздывающим, вялым, быстро проходящим. Пришла в канун ярмарки в Вила-Франке [52], налетела с циклоном, сорвавшим купол у двух цирков и снесшим торговые бараки, затопила дождями арену, уже готовую к первой корриде, и явно чувствовала себя хозяйкой, потому что захватила весь прибрежный район Тежо, напустив на него беснующийся ветер и воздвигнув сплошную стену дождя. Никто не ждал такой яростной ее атаки.

Как только мель стала исчезать под водой, пастухи принялись отводить скот с заливных лугов. Кое для кого из землевладельцев, особенно для тех, кто не сразу заметил это, начавшийся паводок обернулся настоящей бедой: они потеряли много голов скота, потому что некоторые застигнутые врасплох стада вынуждены были тут же выбираться на дорогу, ведущую в степь, преодолевая вплавь образовавшееся вдруг водное пространство. Грустно было смотреть на этих перепуганных, мычащих и ржущих хромых животных, бредущих под аккомпанемент колокольчиков вроде бы навстречу своей собственной смерти. И на быков, подгоняемых окриками погонщиков, быков, всегда таких свирепых, а теперь походивших на покорных коров.

Слава богу еще, что одновременно не дул южный палмелский [53] ветер и Тежо не ринулась на рвы Понта-де-Эрва и не соединила свои воды с водами паводка, который шел сверху и нес с собой перегной других земель. Нес бесплатные удобрения, украденные дождем, и без устали откладывал на заливных землях. То была пригоршня золота, безвозмездно брошенная природой в карман местного земледельца.