Яма слепых. Белая стена. Рассказы

Капитан так крутанул руль, что на мачте хлопнул парус, и баркас пошел вдоль берега, выбирая место причала. И пока он так шел, команда поспешно убирала парус, чтобы сбавить ход и идти по инерции.

— Который час?

— Да не так много.

— Два, что ли?

Ему не ответили. Лошадь вязла в размытой земле, и Антонио Лусио никак не мог решить, в каком направлении двинуться. Он оглядывал притихшие и опустевшие заливные луга Лезирии, на которых скота не было. Только печальные тополя, тростниковые заросли да стога соломы разнообразили пейзаж этих мест. Все было охристым и серым, источающим тоску. Никаких признаков наводнения видно не было: должно быть, дамбы выдержали напор воды и вся она сошла по рву, который он увидел чуть дальше, это, видно, и успокоило работников, укрывшихся от дождя в бараках, где обычно ели. Золотистая не выказывала ни малейшего страха. С гривы ее стекали потоки воды, ноги вязли в грязи, но она шла вперед, не принуждая Антонио Лусио давать шпоры. Для животного это было хорошее испытание. Интересно, каких она кровей?

Чавкающий звук копыт заставил людей высыпать во двор перед бараком; землевладелец приказал им взять с собой только самое необходимое — слишком много людей нужно вывезти — и идти к стоящему у берега баркасу.

И, не теряя времени на разговоры, последовал дальше; его начинало знобить; не пострадает ли он из-за этой черни? Время от времени он всматривался вперед, раздумывая, по какой колее и к какому из двух стоящих в отдалении бараков ему лучше ехать. И решил, что, пожалуй, лучше к тому, что был самый дальний, а потом, на обратном пути, заехать в ближний. Вдруг он увидел наверху стога машущих руками людей и поехал к ним, пустив лошадь крупной рысью и крича им, чтобы они шли к реке, где стоит баркас, но понял — ветер относит его слова. И тут он испугался, сам не зная почему, возможно из-за шума ветра, который был необычным, похоже, это был вихрь, который кружил там, вдалеке, но шел прямо на него. Озадаченный еще неясным предчувствием, он остановил лошадь и привстал на стременах, вглядываясь в даль. Вдали все было окрашено совсем в иной цвет, чем тот, который видели его глаза рядом: то был темно-желтый цвет, только темно-желтый и ничего черного или зеленого, столь обычного для этих мест. Теперь и Золотистая стала выказывать беспокойство: все время переступала с ноги на ногу, поворачивала голову в ту сторону, откуда они пришли, и ржала, дважды ее ржание показалось ему похожим на взволнованный человеческий крик. Он хотел было привести ее в чувство, чтобы не стать посмешищем в глазах тех, кто ждал их на баркасе, но увидел, да, увидел своими собственными глазами желтый глинистый вал воды, штурмующий стог, на котором стояли люди, а чуть позже — второй перекрывающий первый и, как видно, намеревающийся одним ударом сровнять с землей все.

Тут он повернул лошадь к берегу и пришпорил ее. Тогда-то Антонио Лусио и услыхал грохот преследовавшего его наводнения; времени на то, чтобы, оглянувшись, убедиться в этом, у него не было: он и так потерял много дорогих минут, но спиной чувствовал его устрашающее дыхание. То была огромная, чудовищная пасть, которая выла, рычала, грохотала, точно перекаты грома, возможно с одним-единственным желанием — проглотить появившегося здесь землевладельца со всеми потрохами; ни на секунду Антонио Лусио не переставал чувствовать дыхание разбушевавшейся стихии и безотчетно сдавливал ногами бока Золотистой, которая со вставшей дыбом гривой неслась, словно на крыльях ветра, под проливным дождем. Дамба была рядом, не совсем рядом, как хотелось бы, но близко. Теперь это было единственное укрытие, которое можно было найти во всей Лезирии. Впереди он увидел ров и перемахнул через него. Как это ему удалось — одному богу известно, но только следом за собой он услышал рычание воды, которая заполняла каждое углубление. И здесь, разгулявшись безо всякого удержу, она его настигла, сбила с ног и лошадь и седока. Антонио Релвас почувствовал, что погружается в воду, выбросил вверх руки и закричал. Ужасающий крик лишил его последних сил, и он, потеряв сознание, рухнул тяжестью обмякшего тела на дамбу, тогда как Золотистая поднималась на ноги — это он уже узнал потом, из рассказов.

Борьба между лошадью и водой была долгой. И та и другая сражались за Антонио Лусио. Но победила все-таки лошадь, это стало ясно, когда вода схлынула. Тогда лошадь вцепилась в одежду Антонио Лусио зубами и с большим трудом потащила его, оглашая окрестность ржанием в надежде, что люди придут на помощь. Но прийти на помощь было некому. И она волочила по грязи и чертополоху дамбы тело Релваса, которое то застревало, то соскальзывало, грозя снова оказаться в воде. Это продолжалось долго, до тех пор, пока лошадь не вышла на возвышенное место между Тежо и затопленным лугом. Здесь она, измученная, легла около хозяина.

Тут— то и нашли их лодочники, обоих считая мертвыми.