Пока говорил банкир, Санька успел и бахилы надеть и осторожно снять экран на коробе, чтобы добраться до разводки труб. Для удобства он снял куртку и по-привычке вывернул её наизнанку. Банкир, видя драную подкладку и вываливавшиеся из карманов, отвёртки и ключи, поморщился и перевёл тему.
– Кстати, а вы видели, что во дворе соорудиль нашь директорь?
– Вы про новую детскую площадку? – Мишка продолжал заискивать.
– Не поняли вы моего вопроса. Воть что вы там видите?
– Детскую площадку, горки?.. – боязливо повторил тот.
– А я вижу там «Майбахь»! Онь и с города денег умудрилься выбить, и с каждого жильца за благоустройство. Воть вы думаете, в нашемь доме члены правления банка самые состоятельные? Депутаты? Директора заводовь? Ошибаетесь! Нашь управдомь скоро станеть миллиардеромь. Онь недавно ещё парочку элитныхь объетовь взяль в управление.
– Миш, глянь сюда? – вдруг прервал всех Санька.
Мишка засунул голову в короб и что-то охнул в темноту. Через пару секунд он высунулся и, опустив уголки губ как можно ниже, выдавил:
– Да, вижу…
Он направил фонарик на трубу, и обратился к хозяину квартиры так, будто озвучивал смертельный диагноз:
– Можете посмотреть: сверху течёт! Трубу варить придётся.
– Много работы? – недовольно буркнул банкир. – За мной черезь чась водитель приедет. Домработница лишь к обеду придёть. Успеете за чась?
– Конечно! – «ямочно» улыбнулся Санька.
– Воду я перекрою? – предложил Миша.
– Я здесь воду-то перекрыл. В подвал я сам сбегаю.
Санька, прихватив свою драную куртку, вышел из квартиры и направился к подвалу. Стоя у массивной железной двери, он уже было достал ключи, но внезапно в глазах у него почернело. Лоб покрылся испариной. Он прислонился головой к холодной двери и отключился.
Нет, он не упал в обморок. Он просто стоял несколько минут в забытьи, стараясь холодом железной двери чуть остудить собственные мысли.
«А что если опять?..» – больной вопрос вывел его из ступора. Санька взял телефон и набрал телефон супруги:
– Лен, привет!
– А, это ты… – ответил недовольный сонный голос. – Чё надо?
– Ты деньги у Миши брала вчера в долг?
– Ну?
– Что ну? Брала или нет?!
– Какого хрена ты на меня наезжаешь? Даже если и брала, то чё?
– Я же тебя просил: больше ни копейки не бери у него никогда! Я же тебя просил…
– Чё ты опять затараторил! Ну взяла чутка на пивко с подругами попить, и?
– Сколько ты взяла?
– Я чё, всё помнить должна?
– Хотя бы примерно…
– Перехватила жалкие две или три тыщёнки. Доволен?
– Точно не пять?
– Слышь, ты! Твой друг – ты и разбирайся! Я, как белка в колесе целый день и так кручусь: и детей в сад и школу, и наготовь, и прибери. Ни с подружками нормально пообщаться, ни выйти никуда! Ты целыми днями на работе. Я чё, порадовать себя не могу, а? Пива выпить и с подругами встретиться, чё, нельзя?
– Лен, ты пойми: уже не первый год такая хрень. Мне Миша говорит одну сумму – ты другую. Я ему за тебя в этом месяце уже десятку отдаю. А мне ещё кредит за твоего отца за машину выплачивать, и ипотеку закрывать! Денег на еду не хватит же до конца месяца…А ты пиво…
– Чё за наезды?! Иди и халтурь! Ты мужик и зарабатывать – твоя обязанность.
– Я же тебе сто раз объяснял: у нас правила в комплексе: все халтуры только по безналу. Ничего наличкой клиенты не дают. Директор забирает себе ровно половину, а другую половину от заработанного мы делим с Мишкой пополам.
– Так займи у Мишки? В чём проблема-то? У него всегда деньги есть, в отличие от тебя!
Санька ничего не успел ответить: в трубке раздались гудки.
Опять чёрная пелена, словно маска, закрыла его глаза от белого света. Он попытался на ощупь открыть дверь подвала, но связка ключей вывалилась из рук и упала на асфальт. Санька сел на корточки и беззвучно заплакал.
Последний раз он так плакал в школе, когда одноклассники дразнили его. За белёсые ресницы и волосы к Саньке на 8 школьных лет приклеилась обидная кличка: «моль». Правда, его слёз никто не видел. Ведь после оскорблений Санька впадал в ступор. Он замирал. Его одноклассники ожидали иной реакции, ну, как минимум, равносильной оскорблению. Однако наблюдая, как Санька завис, они отступали. И лишь когда он оставался один сам с собой, слёзы падали крупными градинами.
По мнению малолетних дебилов, цвет волос – это единственный недостаток, в котором Санька виноват. В остальном к нему, даже самые завистливые и тупые, не могли придраться: круглый отличник, всегда и всем приходил на помощь и каждый находил у него защиту. Если бы у его родителей была хоть капелюшка любви с собственному сыну, они не запрягли бы его работать по шабашкам сразу после школы, а дали бы поступить в институт.
А там, кто знает? С его золотыми руками, трудолюбием, светлой головой и гиперответственностью, он бы стал отличным инженером, спортсменом или фермером. Или как минимум добился, чтобы к нему обращались по имени и отчеству, а не «Санька» или «эй, мужик».
Но… Даже если бы старт был более удачен, не факт, что он жарил бы птицу счастья на гриле каждый день. У Саньки было разрушающее его самого, свойство: он всех и всегда прощал, всех понимал и никому не отказывал.