Янтарь чужих воспоминаний

      …Кристина вынырнула из того осеннего дня десять лет назад, встала, дошла до кухни и поставила на плиту турку. Ей нужен кофе. Очень много кофе. Тот день был последним, когда Мари видели живой. На следующий день ее не стало. И никто не знал, кем был тот таинственный любимый, что приходил к ее сестре. Ни примет, ни описания. Соседи ничего не видели и не слышали. Никто ничего не видел и не слышал.

      Кофе получился, как она любит — крепким и чуть острым от перца. Такой напиток отлично бодрил и прочищал голову, избавляя от ненужных сантиментов. Крис сжала зубы, откидывая эмоции и раскладывая имеющиеся данные. Слишком мало следов…

      Горечь разлилась на языке, и Крис прикрыла глаза. Ничего. Она всегда была упрямой. С самого детства. И найдет того, кто разрушил жизнь ее семьи.

      Она посмотрела в зеркало на высокую темноволосую красавицу.

      — Я найду его, Мари, — пообещала она тихо. — Я тебе обещаю. Теперь я могу это сделать.

      Девушка в отражении смотрела задумчиво, чуть наклонив голову.

      ***

      Лето

      Кай

      Боги мудры и последовательны - так считают глупцы, которые верят в богов. Храмы всем девяти одинаково пафосны и наполнены людским ожиданием чуда, слепой верой и страхом перед возмездием за мелкие людские пакости.

      Я в богов не верю, слишком много видел чудовищ, чтобы верить в высший замысел и справедливость. Или бояться возмездия. И на гранитный парапет я пришел лишь потому, что мне нравился этот выступ, зависший над темной рекой, скользкий от влаги, долетающей снизу, и дождя, капающего сверху. Отсюда был виден тротуар с людьми, осколок Башни с хронометром, и каменные стены зданий, слепившиеся боками, словно старики, подпирающие друг друга в бесплодной попытке устоять под напором разрушительного времени. Их битва уже проиграна, но они упрямы, и мне нравится смотреть на их молчаливое сопротивление и считать трещины на облезшей штукатурке. Еще с парапета видны темно-зеленые химеры и горгульи, сидящие на крышах, зорко следящие за копошащимися внизу людьми. И львы, сияющие кончиками крыльев. Если подойти ближе, то на телах каменных зверей можно увидеть неприличные надписи, но ближе я не подхожу. Я делаю вид, что надписей не существует, а львы - что они мне верят. Это позволяет им сохранить остатки поруганной гордости, а мне — гордиться львами.

      Я приходил сюда и раньше, так что нет никакой воли богов в том, что пришел и сегодня.

      Эффект уже виденного. Так называют это состояние. Грязная, слишком большая куртка, мужские ботинки. Тонкие запястья в рукавах и бледная маска вместо лица в темноте капюшона. Не хватает только еще одного кота в дырке водоотвода. И дождя. Сегодня его тоже не было, лишь белесый туман лежал клоками на мостовых, стыдливо прикрывая мусор.

      И девчонка не окрикивала меня требовательно, а собиралась прыгнуть в воду с парапета.

      Я подошел ближе, без интереса раздумывая, прыгнет или нет. Ее намерения были очевидны: слишком напряженная поза, слишком безнадежно сжаты кулачки, слишком близко к краю. Всего слишком. Такие обычно прыгают. Я видел на мостах безумцев, меняющих жизнь на затяжной прыжок навстречу ледяной черной воде. И я точно знаю, как они выглядят и что чувствуют в эту песчинку. И потом, когда хронометр в их головах замолкает, а ноги делают этот шаг в пустоту.

      Вот и девчонка отсчитывала последние крупицы золотого песка, отмеренного ей. Я не собирался мешать, просто облокотился о гранит, ожидая. И она почувствовала присутствие, чуть качнулась и повернула голову.

      — Вы? — выдохнула, словно не веря.

      — Я, — пожал плечами.

      — Что… что вы здесь делаете?

      — Жду.

      — Чего? — теперь развернулась не только голова, но и одно плечо.

      — Чего-нибудь. Или того, что ты все-таки прыгнешь, или того, что струсишь и уберешься отсюда. Мне предпочтительнее первый вариант. Так больше шансов, что ты сюда больше не притащишься.

      — Вы хотите, чтобы я прыгнула? — лицо стало еще белее, смазывая черты.

      — Я хочу, чтобы ты убралась. Куда— мне наплевать.

      Она переступила с ноги на ногу, посмотрела на воду. Без дождя река лежала спокойно, недвижимо, почти не отличимая по цвету от черного гранита. Она казалась такой же жесткой и ледяной. Прыгать в такую не хочется, я девчонку понимал. Она снова переступила, ботинок чуть поскользнулся на мокром камне, и девчонка нелепо взмахнула руками. Капюшон слетел с ее головы, являя черный платок с красными оскаленными мордами, что укрывал волосы. Она громко сглотнула, косясь на воду, а потом на меня. Но ни ловить ее, ни уговаривать я по-прежнему не собирался. В конце концов, каждый имеет право на такое решение. И как она там говорила? Мы в ответе за тех, кого… выручили? Уберегите боги.

      Она снова перебрала ногами, словно жеребенок, и засунула руки в карманы.

      — А как там Мрак? — голос звучал хрипло и намеренно равнодушно.

      — Понятия не имею, — у меня безразличие было отработанно годами, и выходило не в пример лучше. — Я выкинул ту мяукающую коробку, что ты мне подбросила.

      — Врете! — теперь развернулись оба плечика. — Вы его в дом внесли! А потом дырку сделали в двери, чтобы он выходить мог! Я видела!