Янтарная комната

- Тиш-ше!.. - зашипел Шакун, невольно оглядываясь, как будто здесь мог кто-либо подслушать. - Об этом замкнись! Это дело должно быть моим… Понимаешь,- только моим!

- Так ведь я спросил потому, что ты сам предлагал мне действовать сообща.

- Не пришло еще это время. Будет час, - сам позову. А пока - ни звука!..

Борщенко замолчал, боясь напортить. Потом добродушно сказал:

- Конечно, ты прав, Федор… Растреплешься раньше времени, и выхватят дело из рук… Еще и под зад дадут. А мне оно ни к чему… У меня - свое, поважнее. Пользуйся этим делом сам. Я если только советом когда помочь- не откажу.

Сердце Борщенко заколотилось. «Все, все известно! Что предпринять?.. Схватить Шакуна за глотку и вытрясти из него, что он знает?.. А потом придушить и завалить камнями. Здесь его никто не найдет. Ну, а если он не скажет или наврет? А может, и еще кто-то в курсе - Хенке, допустим? Тогда дело может ускориться. Нет, горячиться нельзя. Надо выпытать осторожно, затормозить и опередить…»

Не подозревая о том, что творилось в душе Борщенко, Шакун продолжал откровенничать:

- Там у меня есть глаза и уши. Земляк там у меня приставлен. Мне все как есть докладывает.

«Какая же это сволочь завелась в самом сердце дела?! - завопило все нутро Борщенко. - Уничтожить, раздавить гадину быстрее!.. Немедленно!..»

Борщенко напряг всю свою волю, чтобы показать на лице полное безразличие. А внутри у него все кричало: «Ну говори, стерва, говори дальше! Кто он - этот земляк, эти твои глаза и уши?..»

Но Шакун вдруг обррвал свои излияния, испугавшись, что наболтал лишнее. Он впился глазами в лицо Борщенко, а тот, равнодушно зевнул и спросил совсем о другом:

- А не знаешь, Федор, куда девались раненые с судна?

Шакун присвистнул.

- Эка хватился! Не выгружать же их было на остров! Хенке отдал их мне еще на корабле. Ну, я и поговорил с ними той ночью по душам! - Шакун осклабился. - От них теперь одни кости остались - обглодали рыбы давно.

Теряя над собой власть, Борщенко медленно поднялся, - бледный, с горящими глазами, страшный.

Шакун попятился.

- Что с тобой, Павел? Зубы, что ли, опять схватило?- догадался он. - Пойдем в казарму. Там есть аптечка. Приложишь что-нибудь…

- Пошли, - глухо согласился Борщенко.

В ОБЛИЧЬЕ ВРАГА

К двум часам дня Борщенко явился к главной канцелярии. Он не сумел отвязаться от Шакуна. Тот говорил:

- Ты же, Павел, не знаешь немецкого языка. Без меня еще пристрелят тебя ни за что, ни про что.

У входа стоял эсэсовец с автоматом. Немедленно явился второй эсэсовец. Шакун объяснил;

- Мы - по вызову.

- К штандартенфюреру вызывался только Бугров,- сказал эсэсовец. - Ты не вызывался.

- Но я буду нужен как переводчик, - уверенно заявил Шакун.

Эсэсовец ушел для выяснения. Вскоре он вернулся и провел Борщенко и Шакуна в вестибюль.

- Ждите здесь! - приказал он.

Ровно в два часа из жилой части здания в вестибюль вышел Реттгер. Он на ходу глянул на вытянувшихся «смирно» Борщенко и Шакуна, брезгливо поджал губы и прошел в кабинет.

Минуту спустя через вестибюль, ни на кого не глядя, в сопровождении автоматчика, прошел Рынин.

Борщенко еще со вчерашнего вечера готовил себя к встрече с Рыниным, но беспокойные мысли угнетали его все больше: «Ну как я погляжу ему в глаза в этом обличье?.. Поймет ли он?..»

Борщенко взволнованно начал прохаживаться по вестибюлю, но дежурящий у дверей эсэсовец хмуро приказал:

- Стань к стене, не мотайся перед глазами!

- Павел! - позвал Шакун. - Иди сюда. Стой тихо.

Спустя несколько минут в кабинет к штандартенфюреру впустили Борщенко и Шакуна.

Реттгер, с огромным карандашом в руке, сидел за столом.

- Ближе, ближе! - приказал он.

Борщенко и Шакун подошли к столу.

Рынин молча стоял у окна.

- Вот, Рынин, вы отказываетесь работать на нас, а другие ваши соотечественники охотно согласились! Посмотрите!

Реттгер указал на стоявшего «смирно» Борщенко.

Рынин, до этого не обративший внимания на вошедших, поднял голову.

При виде Борщенко в форме охранника, рядом с рыжим зубастым власовцем, у Рынина глаза полезли на лоб.

- Борис Андреевич, здравствуйте! - поздоровался Борщенко и без паузы произнес дальше заранее продуманную им фразу: - Вам надо принять предложение полковника о работе.

Борщенко предполагал, что Рынин должен будет задуматься над словами вам надо, и произнес их подчеркнуто.

Рынин медленно подошел к Борщенко вплотную и стал в упор его разглядывать.

Сомнений не было. Перед ним стоял помощник капитана «Невы» - Андрей Васильевич Борщенко. «Продался… Ах негодяй!»

Обычно невозмутимое лицо Рынина густо покраснело. Он поднял руку и тяжело ударил Борщенко по лицу.

Борщенко отшатнулся не столько от боли, сколько от жгучей обиды.

Рынин, весь пылая от возмущения, вытащил из кармана платок, брезгливо вытер руку и гадливо отбросил платок в сторону. Затем, круто повернувшись, подошел к столу.

Прямо глядя в лицо Реттгера, он медленно сказал: