Янтарное имя

- А вот я как раз и не знаю... - опустила глаза Осинка. Я так хочу, чтобы твои губы слились с моими - но тогда они уже не смогут петь... И я разрываюсь между этими двумя желаниями!

- А ты не разрывайся, - он приобнял ее за плечи. - Между прочим, по законам рыцарства дама, если любит менестреля, платит ему за песню поцелуем. Так что ты задолжала мне уже... раз, два, три... целых шесть!

Глаза Осинки вспыхнули.

- И я охотно отдам тебе этот долг, Янтарный!

Между поцелуями она шептала ему какие-то сумасшедшие слова о солнечном сиянии его глаз, о том, что он стройнее молодого клена, и о том, что даже среди лаийи не много найдется равных ему - и слушая ее, он окончательно терял голову. Никогда прежде не было у него такой женщины-сказки...

- А теперь спой мне еще раз, и мы будем любить друг друга, - нежно выдохнула она ему в лицо. - Спой мне такую песню, которую ты поешь своей любимой...

- Сегодня ночью ты моя любимая, - ласково возразил он. Ты мое лесное деревце в цвету...

Была у него, действительно, такая песня, которую он пел далеко не каждой - о заколдованной принцессе желаний... Когда-то он сложил ее для Тисы.

Но на этот раз песне не суждено было прозвучать - он успел лишь сыграть вступление. И тут за его плечом раздался хорошо знакомый голос:

- Так вот что тут происходит, y-esso felaow!

Лиула дремала в палатке часа два, пока ее не разбудили счастливые вопли из соседнего шатра, где, не тратя драгоценного времени на излишнюю куртуазность, приступили к делу Яблонька и старший сын графа Виэлло. Проснувшись, она тут же поняла, что Гинтабара рядом нет, и недолго думая отправилась на его розыски. Отдаленные звуки гитары подсказали ей правильное направление, и когда она увидела сцену, происходящую на берегу озера...

Не раздумывая ни секунды, Лиула одним прыжком подскочила к счастливой парочке и как кошка лапой влепила Осинке звонкую пощечину. Та жалобно и обиженно вскрикнула. Лиула застыла, примериваясь для нового удара, но лесная лаийи протянула руку и как-то спокойно, словно по обязанности, со всех сил рванула спутницу менестреля за волосы. На траву посыпались хрустальные бусины.

- Девчонки, девчонки! Что это с вами?! - Гинтабар словно от сна очнулся. В последнюю секунду ему удалось предотвратить новое столкновение, схватив левой рукой за шиворот Осинку, а правой - Лиула.

Очутившись в его руках, растащенные соперницы как-то сразу обвисли, точно дохлые лисы, и только ели друг друга бешеными глазами.

- Откуда ты взялась, смертная? - бросила Осинка горделиво и презрительно. Трудно было поверить, что эта трепетная ценительница прекрасных баллад способна на тон разгневанной принцессы из Вышних.

- Оттуда, нелюдь, - прерывисто дыша, процедила сквозь зубы Лиула. - Я с ним уже полтора года, а вот тебя сюда точно никто не звал!

- Ах ты маленькая дрянь! Да если хочешь знать, ты ему не пара, не рыба, не мясо! То, что он родился смертным недоразумение, он достоин королевы королев!

- Уж не тебя ли, куст с глазами?

- Да хотя бы меня! Я, по крайней мере, способна оценить его по достоинству, а не изводить детскими капризами!

- Детскими? Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю, ты, замшелая трехсотлетняя...

- А ну немедленно прекратите, кошки! - Гинтабар как следует встряхнул обеих. Увы, больше ничего он сделать не мог руки заняты, не лбами же их стукать! А захочешь преподать одной урок прикладного гуманизма, так другую придется выпустить...

В левой руке зеленое и красное в правой... Словно трава и кровь. Точь-в-точь силлекский символ круговорота жизни и смерти...

- Да пошли вы обе... вертикально вверх! - вдруг произнес он в сердцах. Резко выпустил, словно отбросил обеих, подхватил гитару и поспешно скрылся в лесу, не интересуясь развитием событий за спиной.

На душе у него, как нетрудно догадаться, было премерзостно. Паршивка Лиула... Да обе они паршивки! Это ж надо было испортить такую прекрасную ночь!!!

Повеситься на осинке...

...Он бродил по лесу больше часа, медленно, но верно успокаиваясь. Ветер усилился, и в шелесте листвы теперь слышалась не вселенская гармония, а тревога.

Когда он возвращался назад, то не удержался - осторожно подошел взглянуть, чем закончилась разборка на берегу. Взгляду его открылось следующее зрелище: на серебристом бревне сидели в обнимку Лиула с Осинкой и наперебой плакались друг другу на мужскую непорядочность и полную бесчувственность распроклятых менестрелей, которым нет дела ни до чего, кроме их несчастной гитары...

Гинтабар покачал головой и побрел спать в шатер. Последней его внятной мыслью было, что, дожив до тридцати лет, он все равно абсолютно ничего не понимает в женской психологии. И вряд ли поймет хоть когда-нибудь...

* * *

"Гитара в руках менестреля - мое оправданье за горькохмельную надежду на новое чудо, за золото губ и запястий, за жажду свиданья, за блеск воспаленного взгляда (пустое простуда!)...

Гитара - мое оправданье. Я внешне спокойна, я даже способна принять куртуазную позу: "Мой бард, преклонения Ваша баллада достойна! Я Вас не люблю, но на память дарую Вам розу".