Один шок она уже пережила. Когда ее час назад вызвали к телефону, она думала, что звонит Стэффорд, который, после того как она сухо отшила его информатора, нашел другой способ незаметно с ней связаться. Случилось это не слишком вовремя: ведь Фиона только что наконец-то обнаружила фомальхиванина! А фомальхиванин был прекрасен: мужественный, обаятельный, в то же время милый и вежливый. Все шло как по маслу: они сидели вместе в уютном баре, она выяснила, что тот до смерти любит клубнику, очаровала его непринужденным разговором и наконец начала подбираться к сути дела, как вдруг пришлось оставить его и уйти. Всю дорогу к передатчику Фиона глотала проклятия и вспоминала, как там говорят про эффект наблюдателя, который своим наблюдением влияет на результаты опыта. Тут же речь шла не о квантовых явлениях, а о глупом любопытстве. Стэффорд так долго будет добиваться, все ли хорошо проходит, что из-за него все закончится плохо.
Да, Стэффорд.
Но настоящая причина, почему Фиона не решилась проигнорировать звонок, была в том, что ей пришло в голову… так, случайно, буквально на минуту… в общем, она подумала, что, может, чисто случайно, по какому-то невероятному стечению обстоятельств… ее могла бы искать
Это была скорее глупость.
Обычные угрызения совести.
До телекоммуникационной кабины Фиона добежала без сил — и вне себя от ужаса при мысли, что
Фиона мчалась обратно с недобрым предчувствием. И ее опасения подтвердились. На столике стоял ее остывший кофе и остаток ягод фомальхиванина. Стул был пуст.
— Я уже думала, что вы ушли не заплатив! — обрушилась на нее официантка.
Фиона рассудила, что один унизительный вопрос не сможет ухудшить и так унизительное положение, потому задала его.
— Вы случайно не знаете, куда ушел мужчина, с которым я здесь была?
— Я даже не заметила, когда он отсюда смылся,— заверила ее женщина с весьма злорадной улыбкой.
Следующий час Фиона провела, бесцельно и отчаянно бегая по базе. То ругала фомальхиванина. То боялась за него. Она все еще не знала, выбрать страх или ненависть, когда ни с того ни с сего наткнулась на толпу, собравшуюся вокруг неизвестной двери.
Там к ней обратился ссеанин.
Его взгляд устремился в задние ряды и легко вычислил ее. В тот же момент его взгляд вонзился в ее глаза.
Фиона задыхалась. Ей казалось, будто ее в одно мгновение засыпали льдом по горло. Она полностью окаменела. А затем затряслась еще сильнее.
— Подойди сюда, Фиона Фергюссон,— велел ссеанин.— Тебе можно войти.
Он выпустил ее из трёигр. Фиона вяло брела по проходу, раскрывающемуся перед ней. Базу она знала плохо и, конечно, понятия не имела, кто живет в этой комнате, но волна страха принесла ей все ту же мысль: «Что, если мертв Аш~шад?!»
Но это была женщина. Фиона увидела ее, едва переступив порог,— комнатка не была так велика, чтобы что-то могло скрыться. Она в ужасе прижала ладонь к губам. Девушка была знакома ей из трансляций: «Некая Рут Дэрт… или Дэш?..» Рыжая девушка висела обмякшая в петле из чулок, привязанных к решетке вентиляции на потолке. Потолок был недостаточно высоким, чтобы она могла пнуть стул под собой, как это делалось в старых вестернах. Ей пришлось повеситься, стоя на коленях.
Постель была разворошена, а матрас сдвинут. На матрасе лежал ключ.
— У вас есть камера? — обрушился зрёгал на ближайшего военного.— Сделайте снимки, свяжитесь со своим командиром, найдите следы… позвоните в полицию, если здесь имеется такая институция. Меня сюда привело внушение божье, но, к несчастью, поздно. Судя по всему, это самоубийство.
Он бросил последний взгляд на мертвую девушку, взял Фиону за локоть и вышел.
В толпе гражданских виднелось все больше униформ, слышались призывы уступить дорогу и расчистить путь для носилок, и тут же коридор разделила желтая лента, за которую должны были отступить зеваки; но ссеанина, чинно покидавшего место преступления, никто не осмелился остановить. Свободной рукой зрёгал залез под свое пончо, достал солнечные очки и медленно их надел. Фиону он не отпускал ни на секунду.
Через сто метров он завел ее в боковую дверь, где был гидропонный парк, полный уютных закутков с лавочками и в данный момент совершенно безлюдный. ссеанин, однако, не искал, где можно посидеть. Он остановился ровно посреди дороги.
— Мне не нравится, чем ты занимаешься, дочь моя,— сказал он.
— Я… я… я никак с этим не связана,— выдавила Фиона.
Она чувствовала, как стучат зубы.
— Я почти не знала эту девушку.