Япония. От сегуната Токугавы - в ХХI век

В какой-то мере неожиданно, празднование наступления 2000 г. практически не привлекло внимание общественности к тем качественным изменениям, которые претерпела Япония на протяжении XX в. Вместо этого нация сфокусировалась на проблемах современности. В передовице, опубликованной в новогоднем выпуске Джапэн Таймс,

отмечалось, что «за последние десять лет был приобретен печальный опыт. В экономической сфере Япония превратилась из мирового лидера в колосса на глиняных ногах, искусство управления разрушилось, а нация стала свидетелем возникновения морального вакуума, когда школьные кабинеты превратились в поля сражений, а подростки стали продавать свои тела под видам «спонсированной дружбы»^{409}

. Никто, однако, не мог предложить надежную формулу преодоления проблем конца столетия. Туманные банальности по поводу поисков «новых целей» и «составления новых планов на грядущее столетие» наполняли страницы газет. Когда премьер-министр Обучи обратился к нации в час ночи 1 января, он бодро отрапортовал, что Япония не столкнулась с серьезными трудностями, связанными с компьютерной «проблемой-2000». Большинство японцев вступали в новый век все в той же вялой манере. Некоторые посещали буддийские храмы, где звон колокольчиков возвестил очищение от грехов прошлого года. Другие шли в синтоистские святилища, чтобы приобрести талисманы и попросить богов быть милостивыми в наступающем году. По всей стране семьи собирались вместе, чтобы отведать праздничные блюда и посмотреть «Состязание по пению между Красными и Белыми».

Отсутствие каких бы то ни было призывов к кардинальном политическим переменам, вероятно, свидетельствовало о том, что большинство японцев утешали себя тем фактом, что инструменты и принципы парламентской демократии в конце концов вернут их стране хорошее управление и экономическое процветание. Тем не менее некоторые желали проложить новый культурный путь в будущее. Если большинство мужчин и женщин встречали новый, 2000 г. способом, который в конце столетия казался таким японским, то другие призвали к новому космополитизму. В начале XX столетия господствовала та точка зрения, что Япония должна учиться у других и превратиться в страну, где Ибсен и Толстой не являются более иностранцами. В противоположность ей, новый интернационализм конца XX — начала XXI столетия призывал переступить границы своей национальности, заглянуть дальше проблем текущего момента и привнести что-то новое в мировую культуру.

Одним из известных сторонников нового культурализма был архитектор и городской планировщик Тангэ Кэндзо. В начале своей карьеры, в 1955 г., он разработал проект Зала Мемориала Мира в Хиросиме. Спустя десять лет он руководил реконструкцией города Скопье в Югославии, разрушенного землетрясением. Он был главным архитектором комплекса зданий правительства города Токио, строительство которого было завершено в 1991 г. Рассматривая его творческий путь, многие критики хвалили Тангэ за использование асимметрии и других принципов японской архитектуры при превращении современных материалов в оригинальные здания, которые совершили переворот в мире архитектуры, отделив функционализм от строгого геометрического стиля.

Авангардный модельер Иссэй Миякэ также надеялся внести свой вклад в мировую культуру. Он отрицал любую национальную идентичность. «Вдали от моей родной страны, живя и работая в Париже, — вспоминал он однажды, — я посмотрел на себя и задался вопросом: «Что я могу сделать как японский модельер?» Затем я понял, что мой главный недостаток, а именно — отсутствие у меня западного наследия, является также и моим основным достоинством. Отсутствие западной традиции, — продолжал он, — было той самой вещью, которая мне была необходима, чтобы создать современную и универсальную моду Но, как японец, я обладал наследием богатой традиции. Уяснив для себя эти два чудесных преимущества, я воспрянул духом, — заключал Миякэ, — и именно тогда я начал эксперимент по созданию нового типа одежды, ни западного, ни японского, а стоявшего вне всякой национальности»^{410}. Наконец, после долгих эпох, на рубеже двух веков, в точке слияния двух тысячелетий, появилась возможность одновременно быть и японцем, и современным человеком, и даже переступить границу национальности.