Несмотря на все беды, через которые пришлось пройти меньшинствам, даже самым радикальным активистам пришлось признать, что протесты, а также другие, более позитивные способы заявить о себе, в заключительные десятилетия XX в. смогли улучшить ситуацию. Для
Отношение правительственных чиновников к этой проблеме, похоже, также начало меняться. В 90-е гг. город Нагасаки выделил значительную часть своего бюджета на оказание помощи корейцам — жертвам атомных бомбардировок, а мэр Хиросимы наконец отдал распоряжение возвести корейский мемориал в Парке Мира.
К этому времени национальное правительство предоставило корейцам возможность занимать посты в системе образования и в местных администрациях. Оно также распространило на большинство из них те же социальные гарантии, которыми пользовались японцы. Даже служба натурализации наконец изменила свое отношение. Один высокопоставленный чиновник этого ведомства писал: «Безусловно, одно и то же подданство не требует от людей быть носителями одной и той же культуры и образа жизни. Только когда натурализовавшийся человек сможет сказать: «Я — японец такого-то и такого-то происхождения», не пряча свою истинную национальную принадлежность, японское общество можно будет признать 39 интернациональным изнутри»{408}
.Несмотря на очевидные перемены, произошедшие в 90-е гг., наблюдатели отмечают, что еще много предстоит сделать в XXI в. Предубеждения при заключении браков и приеме на работу по-прежнему остаются реальностью. Некоторые наблюдатели отмечают, что японские власти не учитывают новые и все более изощренные формы дискриминации. Тем не менее очевидные для всех требования прав со стороны меньшинств делают невозможными любые заявления о том, что японское общество является этнически гомогенным. Подобным образом, меньшинства поставили перед японским обществом задачу сделаться более открытым и плюралистичным, как и критики однопартийного правительства, призывавшие к многопартийной и менее элитарной политической системе. Более того, утверждения
В начале XX в. многие японцы предвкушали жизнь в обществе, которое становилось все более демократичным и индустриальным. В то же самое время они надеялись на то, что Япония наконец станет частью мирового сообщества, «провинцией мира», где Генрик Ибсен и Лев Толстой «не являлись бы больше иностранцами». Никто и вообразить себе не мог, что Великая депрессия и Маньчжурский инцидент поднимут такое цунами, которое едва не уничтожат все эти мечты и ожидания. На руинах Великой Восточноазиатской войны старые надежды вернулись к жизни, и к концу столетия островная страна на далекой окраине Тихого океана создала экономическую и политическую системы, которые не отличались принципиально от парламентской демократии и промышленного капитализма, которые существовали практически повсеместно. Более того, Япония, очевидно, впитала в себя наследие мировой культуры. Повсеместно — от товаров, продаваемых в торговых рядах небольших городов, до архитектурных форм, которые можно было встретить в крупнейших центрах страны, — японцы демонстрировали сходство своей культуры с культурой наиболее развитых стран мира. Они также восприняли музыку, искусство и литературу западных наций.