Японское искусство войны. Постижение стратегии

Когда около 1600 года затянувшийся период Воюющих царств подошел к концу, в Японии возникло движение, представители которого начали собирать и систематизировать осколки самых разных наук и искусств, порожденных этой беспокойной, но вместе с тем блестящей эпохой. Наши нынешние представления о традиционных искусствах и науках в значительной степени основываются именно на этих реконструированных и систематизированных версиях древнего знания.

Ягю Мунэнори и Миямото Мусаси, два выдающихся воина, жили в переломную эпоху истории японской цивилизации. Как видно из их сочинений, они ратовали за использование древних методов образования и обучения, стремясь приспособить их к реалиям новой исторической эпохи. Особенность их роли как воинов заключалась в том, что при их жизни войн как таковых уже не случалось, а недавние отважные рыцари должны были выполнять в государстве административные и полицейские функции.

В таких условиях потребность опасности как необходимая составляющая самосовершенствования воина вполне могла стать угрозой для жизни общества. Для таких воинов, как Мусаси, эта потребность превратилась в неутолимую поглощенность поединком, что в конечном счете, видимо, и не дало ему возможности полностью постичь суть дзэн. Нам сложно судить, отдавал ли себе самому Мусаси в конце своей жизни отчет в том, изучал ли он дзэн для того, чтобы овладеть искусством войны, или же он изучал искусство войны, чтобы проникнуть в сокровенную сущность дзэн-буддизма. Говорят, что он умер от язвы, появлению которой способствовали долгие годы фанатичной самоотрешенности.

Жизнь и борьба Мусаси-одиночки, без сомнения, явились важнейшим фактором, определившим характер его мыслей и сочинений по военному искусству, которые отличают особенное внимание к стратегическим тонкостям и методике. Подтверждают эту особенность и его замечания относительно обучения, простые, но вместе с тем глубокие, сочетающие буддийские и конфуцианские принципы знания в легко запоминаемой и усвояемой манере, замечания, подобные самим канонам, приносящим плоды лишь по размышлении и прошествии времени.

Одной из причин интереса Мусаси к базовому образованию стало, по его собственным словам, то, что «в этой науке особенно легко, из-за чуть-чуть неправильного понимания, сбиться с пути или исказить его». Ягю тоже подчеркивал значимость обучения, но вместе с тем указывал на два момента: во-первых, что оно выполняет лишь подготовительные функции на пути воина, а во-вторых, что его следует отличать от просто умствования:

«Обучение – это врата, но не дом. Если видишь ворота, не думай, что это и есть дом. Чтобы попасть в дом, находящийся за воротами, необходимо пройти сквозь них.

Поскольку обучение – это ворота, то, читая книги, не думай, что это и есть путь. Подобное неправильное понимание оставило многих людей вне пути, как бы много они ни занимались и как бы много слов они ни знали».

Точно так же подходит к обучению и дзэн-буддизм, который судит о качестве обучения по принесенной им пользе, а не по внешним признакам. Изначальное буддийское учение говорит в том же духе обо всех типах знания, традиционного и священного. Одно из главных устремлений дзэн-буддизма – свергнуть интеллектуальное знание с его пьедестала высшей ценности. Согласно «Сутре цветочной гирлянды», тексту, веками почитавшемуся дзэнскими наставниками: «Тот, кто учится, но не применяет свои знания, подобен человеку, не имеющему в кармане ни гроша, который считает богатства других. Тот, кто не практикует, подобен стоящему на шумной улице и произносящему красивые речи, в которых, однако, нет никакой внутренней добродетели».

Утагава Куниёси. Киура Окаэмон Садаюки делает выпад, двумя руками сжимая рукоять меча. XIX в.