Ярослав Мудрый

Что же касается участников собора 105 1 года, тех «честных учителей и владык земли Русской», как называет их Илларион в своем «Исповедании веры», то с уверенностью мы можем назвать по имени лишь одного из них - известного нам Луку Жида, епископа Новгородского. Кем были остальные - русскими или геками, неизвестно. Но по крайней мере в отношении Луки можно сказать определенно, что это бы человек, всецело обязанный своим возвышением Ярославу и проводивший в жизнь его политику. Если же на киевском соборе присутствовали иерархи-греки, занимавшие те или иные русские кафедры, то они, скорее всего, явись ставленниками предшественника Кирулария, константинопольского патриарха Алексея Студита (1025- 1043), выходца из Студийского монастыря, а потому едва ли благоволили к Кируларию. Так что поддержка Ярославу и Иллариону в их намерении обойтись без вмешательства патриарха, по-видимому, была обеспечена.

О деятельности Иллариона после его поставления на митрополию нам известно немного, хотя и в этом своем качестве он оставил память значительно большую, нежели, например, его предшественник Феопемпт. Если не считать предположительного участия Иллариона в церковном прославлении князей Бориса и Глеба в начале 50-х годов, источники позволяют говорить о двух его важных акциях: освящении церкви святого Георгия в княжеском Георгиевском монастыре в Киеве и участии в составлении «Устава князя Ярослава о церковных судах».

О первом из этих мероприятий сообщает особое Проложное сказание об освящении церкви «святаго мученика Георгия… иже пред враты Святыя София», читающееся в рукописях Пролога 2-й (распространенной) редакции под 26 ноября: «Блаженный приснопамятный всея Руси князь Ярослав, нареченный в святом крещении Георгием, сын Владимира, крестившего землю Русскую, брат же святых мучеников Бориса и Глеба, задумал создать церковь во имя своего святого - Георгия, и то, что восхотел, то и створил. И когда начали возводить церковь, оказалось мало работающих, и, видя это, князь призвал тиуна и спроси: "Почто не много делающих у церкви?" Тиун же отвечал: "Господине, понеже дело властельское (княжеское. - А. К), боятся [люди], что втуне будет труд их и оплаты лишатся". И сказа князь: "Если так, то вот что сделаю", и повелел куны возить на возах и [складывать] в комары Золотых ворот. И возвестили людям на торгу, чтобы взял каждый по ногате на день, и множество делателей оказалось, и так вскоре закончили церковь. И освятил ее митрополит Ларион месяца ноября в 26-й день, и створил в ней настолование новопоставляемым епископам, и заповедал по всей Руси праздновать память святого Георгия месяца ноября в 26-й день»58.

Это сказание драгоценно для нас не только тем, что приоткрывает завесу над будничной жизнью Киева Ярославовой поры и - пускай на мгновение - бросает свет на самого киевского князя, изображая его в непривычном для нас ракурсе. Проложный текст позволяет понять, какое значение придавали князь и киевский митрополит Георгиевскому храму. Он должен был стать не просто очередным перлом в каменном убранстве Ярославовой столицы, но - главное - зримым подтверждением нового статуса Киева как центра Православия, «христоименитого» града. Киев как бы перенимал у Константинополя еще одну святыню, приобретал еще одного небесного покровителя и заступника, причем соименного правящему киевскому князю.

Напомню, что летопись сообщает о строительстве монастыря святого Георгия под 1037 годом 59, однако в этой летописной статье объединены события разных лет, преимущественно второй половины киевского княжения Ярослава. Упоминание Иллариона указывает на то, что храм был освящен в 1051 - 1053 годах, хотя строительство его, вероятно, началось значительно раньше и сильно затянулось.

Внешне храм напоминал Киевскую Софию, хотя и уступал ей размерами60. По свидетельству Проложного сказания, он располагался «пред враты Святыя София», неподалеку от Золотых ворот «города Ярослава» (нынешняя Золотоворотская улица Киева). Недалеко от него, южнее центральной пощади «города Ярослава», был возведен еще один монастырь с великолепным каменным храмом - во имя святой Ирины, небесной покровительницы супруги Ярослава Ирины-Ингигерд, умершей в 1050 году. Этот собор (неизвестно точно, когда построенный и освященный) был украшен фресками, мозаиками, резными капителями колонн, шиферными пиитами - впрочем, обо всем этом мы можем судить лишь по жалким фрагментам, найденным при исследовании развалин церкви еще в XIX веке.