Ярость (ЛП)

Она посильнее сжала его ногами, обняла и толкнула в бок. Им удалось перевалиться, не разъединяясь, и теперь она была сверху. Она выпрямилась, прижалась к нему как можно плотнее и быстрыми рывками стала двигаться вперед и назад, издавая стоны — как он считал — более громкие, чем того требовала ситуация. Он и сам подумал над тем, а не повздыхать ли и ему самому, чтобы потом она не насмехалась, утверждая, что оба занимаются сексом глухонемых, но посчитал, что на данном этапе ей и так до лампочки, так что, вместо стонов, схватил ее за жесткий, худощавый зад и сильно сжал, она громко вскрикнула, что, в свою очередь, возбудило его настолько сильно, что кончили они практически одновременно. Превосходно.

Женя еще немного шевелилась на нем, урча и смеясь попеременно, а прокурор Теодор Шацкий подумал, что завидует женщинам, когда у них случается оргазм. При этом он воспользовался оказией, чтобы проверить, сколько времени, и прочитать эсэмэску от доктора Франкенштейна.

— А я вижу, — пробормотала Женя, не открывая глаз.

Он не очень-то знал, что сказать, потому отложил телефон и заурчал таким образом, чтобы это, по его мнению звучало словно сексуальное исполнение. Чтобы было ясно: он испытывал громадное удовлетворение, но не понимал, почему это должно было стать причиной опоздания на работу.

Жена вздохнула в последний раз и скатилась с него.

— Мне просто необходимо трахнуть тебя в тоге, — заявила она.

Голос ее, всегда немного гортанный, после секса делался еще более хриплым.

— Лучше всего — в суде. Не знаю, почему, но меня это ужасно возбуждает. Как ты считаешь, нас пустят туда после работы?

Шацкий лишь выразительно глянул на женщину и встал с кровати.

— Ну что? Чего ты на меня так смотришь? Это же не сутана. Впрочем, и то, и другое, в какой-то мере — всего лишь кусок материи. Опять же, сутана меня совершенно не возбуждает, бе-е-е, для меня она ассоциируется с мужчинами, которые не пользуются одеколоном. — Женя и сама встала с постели. — То есть, не думай, будто бы у меня имеется какой-то опыт в этом, об этом не может быть и речи, но я никогда не чувствовала, чтобы священник чем-то пах, когда я проходила мимо него в магазине или как-то так. Ну, не то, чтобы я специально нюхала, ты меня слушаешь?

— Не то, чтобы я специально нюхала, ты меня слушаешь? — ответил Шацкий, надевая сорочку. В шкафу его всегда ждали три готовых комплекта: отглаженный костюм с сорочкой, начищенные туфли, галстук, запонки в полиэтиленовом мешочке, закрепленном на вешалке. Женя вечно смеялась над этим мешочком, но если бы запонки он держал в кармашке пиджака, ткань могла бы деформироваться.

— А перед тем?

— Чем-то пах, когда я проходила мимо него в магазине.

— Вот не знаю, как ты это делаешь, но это просто штучка какая-то, ты же меня не слушаешь вообще.

— Слушаешь вообще.

— Ха-ха-ха, благодарю. — Женя поцеловала его в губы. — Ой, давно уже хотелось повыступать. А у нас в последнее время — только секс глухонемых, если вообще хоть какой-то.

— Мне не хотелось бы, чтобы… ну ты же понимаешь… — сделал Шацкий неопределенный жест рукой.

— Ну да, конечно же, ты прав, было бы ужасно, если бы твоя дочка узнала, что ее отец занимается сексом.

— Давай не будем говорить про Хелю и про секс, когда вот так вот стоим, — указал он на стоящую в чем мать родила Женю и на собственный член, болтающийся под рубашкой в том же ритме, что и галстук.

Женщина недоверчиво покачала головой и направилась в ванную.

— Ты боишься ее, даже когда ее нет. А это уже патология.

Шацкий почувствовал, как нарастает в нем раздражение. Снова что-то не так.

— Начинается. Ты не можешь ревновать к моей дочери.

— Может, не стоит говорить о ревности и твоей дочери, когда мы стоим вот так, — поддела его Женя.

Шацкий посчитал про себя от пяти до нуля. С какого-то времени он уже обещал себе предлагать какие-то конструктивные решения, прежде чем начинать злиться.

— Если ты считаешь, что в наших отношениях что-то не складывается, — медленно, подбирая слова, произнес он, — то, возможно, нам всем стоит сесть и поговорить об этом.

— И как ты это себе представляешь? Ты признаешь ее правоту еще до того, как она откроет рот. Она же будет смущена тем, как легко можно тобой манипулировать. А кроме того, у меня к Елене нет никаких претензий, это нормальная, умная девушка.

— То есть, к кому-то претензии у тебя все же имеются? — совершенно не в тему спросил Шацкий.

Женя приподняла бровь в фирменном жесте. По-настоящему высоко; Шацкий подумал, что это, должно быть, вопрос тренировки соответствующих мышц головы.

— Ну, не знаю, курва, а ты как считаешь?

Женя очень легко употребляла мат; Шацкий считал это очень милым в ней.

Женя завернула в спальню и подбоченилась, нацелив в Шацкого небольшие остроконечные грудки в качестве дополнительного аргумента.