Парень указывает направление окровавленной саблей. Соскочив с коня, со всех ног бросаюсь к распластавшемуся на земле отцу, которого просто не разглядел из-за туши свалившегося рядом коня.
— Папа!!!
Старый вояка с глухим стоном разлепляет веки и обращает в мою сторону мутный взор. Жив!
Лихорадочно осматриваю отца на предмет ран, но, кроме посеченного панциря и нескольких неглубоких порезов, ничего критичного не замечаю. Глаза вдруг застилает белесая пелена, растерявшись в первое мгновение, я не сразу понимаю, что это слезы. Слезы счастья…
Мое внимание отвлекает яростный рев и дикий визг лошадей: каким-то чудом группа из трех заурцев умудряется прорваться сквозь плотное кольцо стражи. Они нахлестывают коней, стремясь как можно скорее сбежать с места схватки.
Ну как же…
— Живьем! — успеваю выкрикнуть команду, одновременно вскидывая самопал.
Гулкий хлопок выстрела — и жеребец под ведущим всадником кувырком валится на землю, сбив ногу позади идущим, однако заурец каким-то чудом умудряется выпрыгнуть из седла до сокрушительного падения.
В следующие пару минут обоих всадников выдернули из седел ловко наброшенными арканами. Спрыгнувший же лишь начал шевелиться. Мое внимание привлекает его одежда, скорее, даже некое подобие формы — его товарищи облачены в пестрые звериные шкуры, а на этом всего лишь синие шаровары, подпоясанные белым кушаком, да что-то вроде синей длиннополой рубахи.
— Этот воин! Он командир отряда врага! Он дрался с полковником и подло ссадил его, убил коня! — указывая на заурца, обличает его страж, рассказавший мне про отца.
Бросив короткий взгляд на начавшего приходить в себя родителя, я разворачиваюсь лицом к врагу, одновременно потянув саблю из ножен. Дикая, звериная ярость заполняет сознание, из гортани вырывается скорее рык, чем человеческая речь:
— Он мой!..
Тяжело поднимаюсь с земли, одновременно нашаривая в высокой траве выпавший при падении кылыч. Взгляд еще туманится от удара оземь и захватывающей разум лютой ненависти. Уже понятно — это конец, переданная в мое подчинение сотня погибла, а вместо блистательного продвижения по службе я добился лишь бесславного конца в безымянной степи. Впрочем, как же — ведь это моя Родина. Как символично обрести конец на родной земле в качестве ее врага…
Последняя мысль неприятно резанула сознание. Глухая, черная злость на самого себя и склабинов, да лютая, изматывающая душу обида разом подчиняют и сердце и разум, вытеснив из них прочие мысли и чувства. Пальцы до боли сжимают рукоять клинка…
Каждое мгновение я жду смерть от пули или стрелы, жду, как добрый десяток склабинов навалятся и посекут меня саблями. Но вместо этого над степью, усеянной трупами, повисает какая-то давящая тишина, прерываемая лишь стонами да всхлипами раненых.
В голове промелькнула трусливая мысль о сдаче в плен и сохранении жизни, но я тут же прогнал ее. Ени чиры Алпаслан не запятнает свою воинскую честь несмываемым позором и не станет цепляться за жизнь, когда доверившиеся ему люди приняли смерть из-за его ошибки!
Ко мне направляется высокий — с меня ростом — крепкий воин, уверенно сжимающий в руке практически такой же, как у меня, кылыч с расширенной елманью. Его лицо горит гневом, он что-то говорит, но я не могу разобрать слов.
Вот он, шанс достойно умереть! Я буду не я, если это не командир подоспевших склабинов!
Вспомнив павшего великого князя, тяжело опираюсь на саблю, изображая обессиленного схваткой и падением воина. Что же, склабин, посмотрим, каков ты — купишься или нет?
Но противник не спешит слепо бросаться вперед, он подходит уверенно, не спеша — словно неотвратимо накатывающая смерть. Кажется, что вот-вот остановится — на предельной для моей атаки дистанции…
И тогда я бью — сбросив маску беспомощности.
Кылыч сверкающей молнией описывает широкую дугу, встретив сталь вражеского клинка у самой головы склабина. Прыжок вперед — и вновь сокрушительный, рубящий, теперь справа, удар, и вновь блок. Рывком наваливаюсь на скрещенные клинки, чуть потеснив врага, и, высвободив кылыч, стремительно рублю по горизонтали. Противник принимает атаку на плоскость опущенной вниз сабли, доворачивает, одновременно прихватив мою кисть — и тут же я лечу вниз, сбитый резкой подсечкой…
Рублю сверху вниз — но лезвие сабли лишь вспарывает землю, где мгновение назад лежал заурец. Противник проворно откатывается и тут же гибким прыжком вскакивает на ноги. Ловок…
Рывок вперед с атакой по горизонтали, блок — и тут же рублю снизу вверх, поднимая ударом клинок врага. Доворот кисти — и сабля по диагонали обрушивается сверху на раскрытого заурца, но последний каким-то чудом успевает среагировать, присев на колени и закрывшись скользящим блоком. Мгновение — и он вновь на прямых ногах, а кылыч, описав дугу, летит мне в голову.