Ярость огня

– Поэтому, Антигона, я бы хотел извиниться. Ты неоднократно доказывала, что обладаешь всеми качествами, которые я надеялся увидеть в истинном стражнике. Ты предана идеалам Революции. Готова пожертвовать собой ради них. Готова, одним словом, пойти на все ради достижения высшей цели. Конечно, между нами возникали моменты недопонимания, как часто случается у революционеров, что мы с Мирандой можем подтвердить, спустя долгие годы совместной работы, и моменты разногласий будут всегда. Но меня восхищает, как ты держалась во времена наших разногласий, как защищала справедливость. И хотя мы по-разному смотрели на происходящее, я убедился в том, что ты – образец того, как должен вести себя истинный стражник: думать самостоятельно.

Атрей склонил голову и улыбнулся:

– Надеюсь, я могу рассчитывать, что ты будешь поступать так и впредь.

Было что-то неистово страстное, почти уродливое в удовлетворении желания, которое я похоронила так глубоко в своей душе, что почти забыла о его существовании.

Я испытывала это чувство, глядя на записку от Миранды Хейн, которую прочитала после турнира, испытала его и сейчас, когда Атрей заверял меня в том, чего я уже и не ждала, о чем уже и не мечтала.

«Талант, который сияет яркими красками».

По возвращении в Обитель, прежде чем отправиться на вечеринку к Доре, я приняла горячую ванну, чтобы очистить мысли. Мои волосы, наполовину сгоревшие во время турнира Первого Наездника, уже отросли, но были все еще достаточно коротки, чтобы их можно было высушить полотенцем. Я возвратилась в женское общежитие и развернула подарок Доры.

Внутри лежало черное шелковое платье длиной до пола, с широким и высоким горлом. Натянув его на плечи, я порылась в ящике Алексы в поисках зеркальца, которые были под запретом, а затем начала разглядывать свое отражение. Дора сделала правильный выбор: черный цвет подчеркивал цвет моих волос, а ворот платья сделал меня чуть старше.

«Ты обладаешь всеми качествами, которые мы надеялись увидеть в истинном стражнике».

В дверь постучали.

– Войдите.

Вошел Ли в парадной форме, совсем один. Его подбородок был чисто выбрит, а темные волосы – аккуратно зачесаны назад. Золотая отделка черной мантии и знаки отличия на форме сияли в полумраке комнаты, словно множество звезд. В таком облачении Ли всегда смотрелся особенно гармонично. Словно сошел с гобелена, на котором были изображены времена прежнего режима, и оказался в настоящем, готовясь принять командование и здесь.

Он оторвал взгляд от моего лица, и его взгляд медленно скользнул по моему платью. А затем он снова посмотрел мне в глаза.

И как только ему удается вогнать меня в дрожь одним лишь взглядом?

А затем я вздрогнула от чувства вины, словно меня окатили ледяной водой, которая потекла по моей спине. «Что он подумает, узнав, что последний час я таяла от комплиментов человека, который предал его? Будет ли это предательством по отношению к Ли, если теперь я держу спину гордо после слов, сказанных Первым Защитником?»

– Ты готова?

– Я… да. Одну минуту.

Втянув голову в плечи, я непослушными пальцами пыталась застегнуть последнюю пуговицу платья. Ли приблизился ко мне. И, отведя мои руки в стороны, начал застегивать пуговицу сам. Я стояла неподвижно, чувствуя его невесомые прикосновения к моей шее, и, затаив дыхание, вспоминала…

Пуговица наконец была застегнута. Его пальцы поднялись вверх, упираясь в ожерелье.

– Ты по-прежнему носишь его? – Его голос прозвучал ласково. А у меня кружилась голова от одних лишь прикосновений его пальцев.

– Я всегда ношу его.

Ожерелье моей матери. Ли откопал его в земле у моего дома, когда мы отправились туда вместе и где я все ему рассказала. Тогда он застегнул его на моей шее так же, как сегодня, касаясь моей кожи.

Тот Ли внимательно слушал, мало говорил и сидел рядом. Он был готов пройти вместе со мной через огонь и воду.

Я обернулась к нему. Он подцепил пальцами ожерелье и, аккуратно приподняв его, опустил медальон на шелковую ткань платья со странным благоговением во взгляде. А затем его серые глаза вспыхнули, вонзаясь в мое лицо. Он смотрел на меня так, словно видит насквозь.

– Как все прошло в чипсайдской школе? – спросил он.

Именно тогда мы были вместе последний раз, вдруг поняла я. Когда он назвал нашу старую школу «какой-то начальной школой в Чипсайде», повернувшись ко мне спиной.

У меня перехватило дыхание.

– Все прошло хорошо. Директриса Дунбар все еще работает там, она спрашивала о тебе.