Ящик Пандоры

– Отдохни, – проговорил Томас, когда Ваэла в третий раз подряд не смогла правильно набрать последовательность знаков для срочного погружения.

В голосе его звучало осуждение, но Ваэла откинулась в объятия мягкого контурного кресла, благодарная за любую передышку, благодарная даже за тугую хватку аварийной сбруи, которая поддерживала ее плечи, снимая нагрузку с мышц.

В сознание ее ворвался голос Томаса.

– Давным-давно жила-была девочка четырнадцати лет. Жила она на Земле и выросла на птицеферме.

«Я тоже жила на птицеферме, – подумала Ваэла и вдруг сообразила: – Он обо мне говорит!»

Она открыла глаза.

– Заглядывал в мое досье, значит?

– Это моя работа.

«Девчонка-подросток на птицеферме. Его работа!»

Она вспомнила ту девочку, которой была когда-то, – дитя эмигрантов, землепашцев. Технохолопы. Галльский средний класс.

«И из этого всего я вырвалась».

Нет… честно говоря, она оттуда сбежала. Взрыв сверхновой не так много значил для девчонки четырнадцати лет от роду, которая достигла физической зрелости намного раньше, чем ее сверстницы.

«И я сбежала на Корабль».

Ваэла закрыла глаза. Уже много раз она вела с собой все тот же нескончаемый спор. Словно в ее черепе разом помещались две женщины – одну она звала Беглянкой, а другую Честностью. Беглянку не устраивала жизнь на борту и пугали опасности нижстороны.

– Ну почему мне досталась такая судьба? – бурчала Беглянка. – Не жизнь, а сплошной риск.

– Сколько мне помнится, – заметила Честность, – ты сама напросилась.

– Значит, я в тот день сдала свои мозги напрокат. Каким местом я думала, черт?

– Что ты знаешь о чертях? – полюбопытствовала Честность.

– Надо познать черта, прежде чем понять ангела, – так, кажется, говорит наш кэп?

– Ты, как всегда, все перепутала.

– А ты знаешь, почему я вызвалась добровольцем, чтоб тебя! – Голос Беглянки дрожал от невыплаканных слез.

– Да. Потому что он умер. Десять лет вместе с ним и – пфф.

– «Он умер»! Это все, что ты можешь о нем сказать? «Он умер»?

– А что еще тут можно сказать? – Голос Честности был ровным и уверенным.

– Ты не лучше кэпа – всегда отвечаешь вопросом на вопрос. Что такого сделал Джим, чем заслужил смерть?

– Он проверял свои силы и достиг их предела, когда бежал П.

– Но почему ни Корабль, ни даже кэп никогда не говорят об этом?

– О смерти? – Честность призадумалась. – А что о ней говорить? Джим мертв, а ты жива, и это куда важнее.

– Да ну? Порой я сомневаюсь… и думаю, что случится со мной.

– Ты будешь жить, пока не умрешь.

– Но что со мной случится?

Честность опять примолкла – для нее это было нехарактерно – и наконец ответила:

– Ты будешь сражаться, чтобы жить.

«Ваэла! Ваэла, очнись!»

Это был голос Томаса. Она открыла глаза и, откинув голову на подушку, глянула на своего начальника. Лучи прожекторов преломлялись в толще плазмагласа и озаряли его лицо. В эллинге рабочие гремели железом. Ваэла заметила, что Томас тоже утомлен, но старается не показывать этого.

– Я рассказывал тебе сказку о Земле, – заметил он.

– Зачем?

– Это важно для меня. У той девчонки-подростка были такие красивые мечты. Ты все еще мечтаешь о будущем?

По лицу Ваэлы пробежала нервическая радуга. «Он что, читает мысли?»

– Мечты? – Она вздохнула, закрывая глаза. – Зачем мне мечты? У меня есть работа.

– И этого достаточно?

– Достаточно? – переспросила она и усмехнулась. – Это меня не волнует. Корабль ведь ниспошлет мне прекрасного принца, не забыл?

– Не богохульствуй!

– Это не я богохульствую, а ты. Зачем мне соблазнять этого придурковатого стихоплета, когда…

– Этот спор мы продолжать не станем. Уходи. Оставь проект. Но больше не спорь.

– На попятный я не пойду!

– Так я и понял.

– Зачем ты полез в мое досье?

– Я пытался вернуть ту девочку. Если она оставила свои мечты, возможно, ей по пути с мечтателями. Я хочу сказать ей, что сталось с ее мечтами.

– И что же с ними сталось?

– Они все еще с ней. И всегда с ней останутся.

Вы говорите «боги». Хорошо. Теперь Аваата понимает такой язык. Аваата говорит: сознание – дар Бога Вида индивидууму. Совесть – это дар Бога Личности всему виду. В совести ты найдешь форму, придаваемую сознанию, и красоту.

Керро Паниль, переводы из «Авааты».