Ящик Скиннера

Продолжая поисковые операции в Чанхоне, местная полиция затребовала содействия от своих коллег в Цзянбине. Из-за того, что Люо Цзяхай был родом оттуда и его родители по-прежнему там жили, полиция Цзянбина установила наблюдение за их квартирой и всеми их перемещениями с самого момента побега. Однако Люо Цзяхай словно испарился без следа и ни разу не попытался вступить в контакт с родителями.

Фан Му по телефону выслушал отчет Тай Вея о результатах совместного расследования. Закончив, он сказал Фан Му с некоторым смущением, что в последнее время в Цзянбине было совершено несколько тяжких преступлений, и потому местный Департамент общественной безопасности не мог полностью сосредоточиться на поисках Люо Цзяхая. Людей не хватало, и приходилось полагаться на полицейские участки, которые и выполняли бо́льшую часть работы. Однако Тай Вей заверил Фан Му, что, как только что-нибудь узнает, сразу сообщит.

Повесив трубку, Фан Му ощутил некоторое разочарование, но духом не пал. Новости его не удивили: куда бы Люо Цзяхай ни отправился, он точно не был настолько глуп, чтобы явиться в родительский дом.

С учетом ошибок, допущенных Фан Му, Департамент поручил Бьян Пиню составить новый психологический портрет Люо Цзяхая. Бьян Пинь соглашался с Фан Му в том, что беглый преступник, скорее всего, скрывается где-то в городе. Фан Му был очень признателен за поддержку, поскольку это означало, что Бьян Пинь до сих пор полагается на его мнение.

Отстраненный от поисков Люо Цзяхая, юноша решил с новой силой сосредоточиться на двух последних убийствах. Он стремился раскрыть их как можно скорее не только для того, чтобы исполнить служебный долг, но и чтобы доказать себе, что он справится, и оправдать доверие Бьян Пиня.

Начальник не одобрял его логики: он сказал Фан Му, что следствием должны заниматься полицейские. Если он и дальше будет так эмоционально вовлекаться в расследования, то окажется по уши в разного рода неприятностях.

– Наш долг – защищать невинных, тут я не спорю. И отстаивать законные права подозреваемых – это тоже часть нашей работы. Но тебе пора научиться проводить черту. – Бьян Пинь поднял вверх указательный палец, и тон его стал суровым. – Твоя главная ошибка – что ты действуешь слишком поспешно, руководствуясь эмоциями. Постарайся больше ее не совершать. Например, не вставать живым щитом между преступником и нашим снайпером.

Это был первый раз, когда Бьян Пинь вслух упомянул о том случае в разговоре с Фан Му. Естественно, он беспокоился о безопасности подчиненного. Но также в словах начальника Фан Му услышал и то, о чем раньше говорил Тай Вей: что он слишком эмоционально вовлекается в работу.

Фан Му хорошо знал, что это правда, иначе его не мучили бы в последние два года постоянные кошмары, он не столкнулся бы с Вампиром в одиночку, лицом к лицу, не прострелил бы голову Сун Пу в том подвале и не подставился бы под выстрел одного из своих, чтобы спасти жизнь Люо Цзяхая…

«Возможно, я правда не гожусь в копы», – опечаленно подумал Фан Му.

Однако, годился он или нет, ему надо было делать свою работу – другого выбора не оставалось. На остаток дня Фан Му заперся у себя в кабинете и с головой зарылся в материалы дел.

* * *

Данные по убийству в лабиринте были довольно однозначными – бо́льшая их часть указывала на мотив мести. Проблема заключалась в том, что никто из знакомых жертвы не видел никакого повода для нее. Тан Чжи, которого полиция поначалу подозревала, доказал, что не мог совершить этого убийства, а опросы его знакомых подтвердили, что друзей у него практически не было, и общался он в основном с коллегами по работе. В свободное время Тан Чжи предпочитал сидеть дома и играть в видеоигры. На молодежном сленге его можно было назвать отакю – игроманом. Не было и никаких подтверждений того, что Тан Чжи сговорился с другими людьми, чтобы совершить убийство.

Фан Му взялся пересматривать фотографии с места преступления. Из-за каких-то особенностей освещения в момент съемки, один из снимков приобрел сходство со старинной картиной маслом. В мрачных недрах подземного лабиринта покойник выглядел невинно убиенным – Фан Му сразу вспомнилась религиозная живопись европейского Ренессанса.

И снова это сходство с ритуалом…

Юноша никак не мог избавиться от навязчивой ассоциации. Жертву связали еще живой и неоднократно били электрическим током. Судя по заключению патологоанатома, умирал он долго. Рассыпающиеся искры, конвульсии человеческого тела, мольбы о пощаде, становившиеся все тише, – все это, безусловно, было кульминацией дьявольской церемонии, и то, что тело потом оставили в лабиринте, являлось ее идеальным ритуальным завершением. Рассматривая фотографии трупа, Фан Му чувствовал себя так, будто стоит рядом с ним. С обеих сторон поднимались вверх тени, молчаливые и торжественные. Юноша практически слышал их ровное дыхание. Ему казалось, что он улавливает исходящее от них довольство, – они добились, чего хотели. Труп у его ног перестал быть телом жертвы, превратившись в подношение, в символ завершенности, кладущей церемонии конец.