– Дядя Витред! – радостно подхватила девочка.
Церковник вышел из тени на свет.
– Меня зовут Виссиан, – сказал он, и личики близнецов погрустнели.
В тот миг я не думал об этом, потому что смотрел на Фригг, а вид этой красоты способен изгнать все иные мысли из головы мужчины. Все еще сидя на корточках, я взял ее бледную руку. Ладонь казалась невесомой и хрупкой, как пташка в кулаке.
– Ты помнишь меня? – снова спросил я. – Мы встречались у Эльфаделль.
Она просто улыбнулась. Когда мы только вошли, Фригг испугалась, но теперь выглядела достаточно довольной.
– Помнишь Эльфаделль? – допытывался я. Женщина, разумеется, ничего не ответила, и я нежно сжал ее ладонь. – Ты пойдешь со мной. Ты и твои дети. Но обещаю, что никому не будет причинено вреда. Никому.
– Ярл Кнут убьет тебя! – взвизгнула Брана.
– Еще одно слово – и я вырежу тебе язык, – процедил я.
– Ты смеешь… – начала была толстуха, но заверещала, стоило мне извлечь из-за пояса нож.
Тут, к моему удивлению, Фригг засмеялась. Это был не совсем смех, скорее, какой-то гортанный клокочущий звук, но лицо ее озарилось неожиданным весельем.
Я подошел к Бране, которая вся сжалась.
– Умеешь ездить верхом, женщина? – уточнил я у нее. Она только кивнула. – Тогда поутру ты поскачешь на юг. Найдешь презренного червя, которого величаешь супругом, и передашь, что Утред Беббанбургский захватил жену ярла Кнута и его детей. И скажешь, что Утред Беббанбургский в настроении проливать кровь.
Я сунул нож на место и повернулся к Ролло:
– Они ели?
– При мне нет.
– Проследи, чтобы их покормили. И чтобы их никто и пальцем не тронул.
– Понял, – уныло отозвался дан.
– Только прикоснись к ней – и будешь биться со мной, – предупредил я.
– Им ничто не грозит, господин, – пообещал Ролло.
Этельред начал эту войну, а Кнут обвел его вокруг пальца, и теперь Кнут бесчинствовал в Мерсии, будучи убежден, что его враги в растерянности. Извечная мечта данов, завоевание саксонской Британии, воплощалась в реальность.
Вот только я был все еще жив.
Той ночью мы почти не сомкнули глаз – работы было невпроворот.
Финан отобрал самых лучших лошадей из захваченных, их мы забирали с собой. Мой сын возглавил отряды, прочесывающие город на предмет кладов с монетами или ценностями, которые можно увезти. Половина людей Мереваля охраняла стены, а вторая – ломала дома, чтобы получить топливо.
Южные ворота прогорели, и сын перегородил вход двумя тяжелыми возами. Даны за пределами города превосходили нас числом, хотя не знали этого. Я опасался ночного приступа, но его не произошло. Костры горели на старой арене, значительно больше их было за мостом, чуть дальше к югу. А скоро их еще прибавится.
Мереваль и его воины складывали растопку и дрова у бревенчатого частокола. Все отремонтированные участки стены предстояло сжечь. Сжечь ворота, сжечь палисад – нам придется уничтожить все городские укрепления, за исключением возведенных из камня.
Я не мог удержать Сестер. Для этого требовалось в десять раз больше людей, поэтому мне придется его оставить. Даны, без сомнения, вернутся за римские стены, но я хотя бы облегчу саксам задачу: пусть их войско атакует врага. Я рассчитывал нанести большой урон. Шесть месяцев данам придется рубить деревья, обтесывать стволы и утрамбовывать их в почву среди поврежденных укреплений. Я надеялся, что у данов не окажется этих шести месяцев. И вот, с наступлением ночи мы зажгли костры, начав с северной стороны города. Пожар за пожаром вспыхивали в летней ночи. Пламя устремлялось к звездам, а дым затягивал небо. Сестер оказался в кольце огня. Огонь ревел, искры падали на соломенные крыши внутри укреплений, и те тоже занялись. Но к тому часу, как вспыхнул последний костер, а бо́льшая часть города заполыхала, мы уже были в седлах и готовы выступить. На небе зажглась утренняя звезда, Эрендель – так ее называют. Эрендель еще не померкла, когда мы расцепили возы и выехали через южные ворота.
Мы уводили всех коней, поэтому наблюдающие за нами даны видели целую орду, покидающую горящий город. Мы взяли жену Хэстена, жену Кнута и обоих ее детей. Всех их бдительно стерегли мои люди. Забрали также сдавшихся данов. Мы ехали в боевом убранстве, облачившись в кольчуги и со щитами, отблески пожаров играли на обнаженных клинках. Галопом летели по длинной прямой дороге, и я видел людей, поджидающих нас у моста, но они были подавлены, напуганы и значительно уступали нам числом. Сестерцы даже не попытались остановить нас, но обратились в бегство вдоль речных берегов, и вскоре копыта моего коня застучали по дощатому настилу моста. Мы перебрались на южный берег Ди.
– Топоры! – скомандовал я.
За рекой полыхала крепость Сестер. Солома и дерево горели, обращаясь в дым, искры и угли. Сам город наверняка уцелеет. Его подпалит, мостовые покроются пеплом, но то, что возвели римляне, останется и после того, как уйдем мы.
– Мы не строим, только разрушаем, – буркнул я сыну.