Язык текущего момента. Понятие правильности

Распространяется ударение тво́рог вместо творо́г. Оправданное передвижкой в падежных формах творога́, творогу́, творого́м и ставшее подвижным, ударение захватило исходную форму и стало менять остальные: тво́рога, тво́рогу, тво́рогом. Слово предстаёт исключением, потому что системно однородная группа таких слов с исходом на – ог (итог, налог, острог, подлог, порог, предлог, чертог – всего около 80) стремится избежать изменения ударения: ито́г – ито́га, ито́гу… ито́гu, ито́гов… Но в этой группе слов явно завелась червоточина, покушающаяся на акцентологическую замкнутость.

Началось всё, скорее всего, с «прыжка» ударения в словах сапог

и пирог, точнее говоря, в форме множественного числа этих слов, а затем произошли изменения во всей парадигме. Можно уловить здесь некий отзвук идеи двойственности: пара сапог, два сапога пара. Эти два слова ушли от неподвижного ударения (сапога́, сапогу́, сапоги́, пирога́, пирогу́, пироги́) не так уж решительно. Дурной пример заразителен, но, пережив самую́ возможность перемещения, ударение в слове творо́г вернулось – парадоксально – к неподвижности только на другом слоге, будто желая прощения за измену. Трудно угадать, каким было бы при необходимости (скажем, для обозначения сортов) множественное число этого вещественного имени: творо́ги (как поро́ги, нало́ги), твороги́ (по примеру сапоги́, пироги́), творога́

, теперь же наверняка – тво́роги.

Кодификаторы, лексикографы и даже грамматисты, как всегда, ждут конца интриги и стремятся поспеть за нормализацией: то констатируют (и отвергают) появление варианта, лет через десять-двадцать смягчают помету, полупризнают вариант. При замедленной нормализации их терпение бесконечно.

Ревнители правильности, особенно из старшего поколения, согласиться с этим не способны. В статье «Из жизни словарей» (ЛГ. 2012. № 46–47) читаем: «Единственно правильным является ударение творо́г! А как же иначе! Вот смотрите: творожо́к, творо́жник, творо́жистый, творо́жащийся… Во всех этих словах ударение падает на вторую часть слова, и поэтому творо́г и только творо́г истинно верно!» Автор забавно не заметил, что творожо́к, в котором о из суффикса – ок

/-ек, опровергает его доказательство, свидетельствуя как раз о перемене места ударения (иначе было бы творо́жек). И ещё: неужели сам автор склоняет творо́г, творо́га, творо́гу, творо́гом?!

Для меня, привыкшего к форме творо́г (с младенчества так учили в семье, так говорили все вокруг), хотя и перемещающему ударение при склонении: говорю дайте творога́ (а не творо́га), одним творого́м (а не творо́гом) сыт не будешь

. Новоявленные тво́рог, тво́рога, тво́рогом совершенно неприемлемы. Но, видимо, пора меняться, чтобы не быть белой вороной.

На днях попросил в магазине: «Дайте творога́», – а продавщица не понимает; повторил внятно и проще: «Творо́г дайте», – опять не поняла, показал пальцем, она раздражённо бросила: «Ах, тво́рог, сразу так бы сказали!» Мои друзья неуверенно успокоили: девушка, мол, скорее всего, нерусская, как многие работники московских супермаркетов. Вопреки их мнению и своему, даже вопреки авторитету «Литературной газеты» думаю, что в ближайших будущих словарях можно ждать новых помет: тво́рог и (не реком., устар.) творо́г.

О причинах смены норм чаще всего можно лишь гадать. Ясно, что, обретя свободу передвижения хотя бы в одной форме, ударение легко меняет своё место, но трудно объяснить, почему другие слова той же структуры этой свободы не вкусили. Примером могли служить односложные слова вроде стог, развившие с конца XVII столетия, по крайней мере в московском наречии, форму множественности стога́ наряду с формой сто́ги, а вскоре и похоронили её, так же как дома́, города́ сменили до́мы, го́роды. В принципе, исторические формы сохраняются в случае смысловой особости: в Средние века́ и в кои-то ве́ки. Здесь можно ещё полагать действие каких-то таинственных законов созвучия.